— Звонила. Только…
— Что? Ну, говори же, ради бога!
— Он пьяный, — шепчет Муся.
Я едва разбираю слова.
— Что?!
— Понимаешь, мы с Николаем вымыты. Еще один аппендицит остался… Лучше тебе, наверное, прийти…
— Да, да… Конечно.
Путь до больницы я проделываю бегом, и предчувствие громадного несчастья ни на минуту не покидает меня.
Накинув халат, бегу к Тане. В палате тишина и покой. У кровати сидит сестра. В вену медленно капает кровь. Измеряю давление. 70 и 50.
— Как ты себя чувствуешь, Танечка?
— Ничего. Слабость…
Безмятежность обстановки немного успокаивает меня. Отчего же упало давление?
В ординаторской у стола, сгорбившись, сидит Петр Васильевич. Глаза его закрыты. Рядом стоит Николай в перчатках и без халата. Майка туго облегает мощную грудь. Лицо спокойное, распаренное, словно он только что вышел из ванной.
— Ага, ты пришел…
— Давление семьдесят и пятьдесят.
— Уже час так держится, — говорит Николай.
— Что же делать? — Меня снова охватывает панический страх.
— Кровь ввели? — неожиданно спрашивает Петр Васильевич, не открывая глаз.
— Капает.
Он кивает:
— Ждем…
Я сажусь в угол дивана. Николай, не торопясь, уходит в операционную. Тишина. Петра заносит на стуле. Периодически голова его падает на руки, сложенные на столе. Его совсем развезло. Ну и начальничек! Словно услыхав мои мысли, он вдруг выпрямляется, открывает глаза и обводит ординаторскую мутным взглядом.
— Сидите, херувимы?
Я встаю и выхожу. Заглядываю в операционную. Потом снова иду к Тане и сижу рядом с нею около получаса. Давление стало подниматься..
В ординаторской Петр Васильевич спит у стола, раскинув руки. Ветер забрасывает в форточку горсти снежинок. Холодный воздух колышет штору. Николай развалился на диване, разбросав на полкомнаты ноги, читает «Урологию». Он осваивает методику урологического обследования. Эту книжку я вижу у него в руках с первого дня моего знакомства с ним. Открыта она, по-моему, все на той же странице.
— Почему не идешь домой? — спрашиваю я.
— Сейчас пойду.
— А где Муся?
— В приемном покое.
Муся дописывает историю болезни.
— Работаешь не покладая рук? — говорю я.
— Карбункул лица. Нужно раскрывать… Как Таня?
— Давление поднялось до восьмидесяти.
— Ну, вот… Перепугался? Понимаешь, мы были заняты… Лучше все же, чтобы кто-нибудь был рядом.
— Конечно! О чем речь…
Идем в перевязочную. Туда же приходит Николай. Девушку с громадным нарывом под нижней губой укладывают на стол. Мертвящий свет двух больших ламп под потолком делает ее испуганное лицо еще более бледным. От этого вспухшая красно-багровая нижняя часть его кажется приставленной.