Мы с Маттом по-прежнему невероятно близки. Сейчас ему девять. Наша привязанность друг к другу крепнет. По мере того как Матт преодолевает одну ступень развития и переходит на другую, я тоже развиваюсь как родитель и как личность, тоже поднимаюсь на ступень выше. Когда он начал играть в малой лиге[5], я не хотел оставаться в стороне, поэтому записался в команду тренером. Когда он вступил в бойскауты, я вызвался на роль начальника отряда бойскаутов. Это те роли, на которые у меня никогда не хватило бы времени, не привяжись я к моим детям. Моя карьера при этом ничуть не застопорилась.
Мои ребятишки вовсе не выжали из меня все соки. Мы обзавелись еще двумя детьми, так что теперь семья Сирс большая. Восемь моих детей совершенствуют меня как человека и отца, ведь я всегда доступен для них. Родительская привязанность приносит вознаграждение – воспитывая детей, мы сами становимся воспитанными людьми.
«Привязанному» отцу легче дается дело воспитания. Вы испытываете меньше напряжения и действуете инстинктивно. Я способен руководить моими детьми, потому что знаю их. Они слушаются меня, потому что доверяют мне. Учась быть отцом, я кое-что понял и думаю, что многим отцам воспитание дается с трудом потому, что они не имеют связи с детьми. Дети, не связанные с вами, могут слушаться вас просто потому, что «так надо», или же из страха, но у них нет папы, которому бы они верили, с которым были бы духовно близки.
Отцовство, основанное на привязанности, позволяет ребенку открыть папу, и наоборот. Я замечаю перемену в Матте, воспитывая его. Каждый раз, когда мы вступаем в общение, мы устанавливаем связь. Например, когда я прошу его сделать что-то, он смотрит мне прямо в глаза и говорит: «Да, папа» (иногда: «Ну папа…»). Сочетание зрительного контакта с непосредственным обращением ко мне и адресует его отклик мне, что свидетельствует о взаимном доверии между нами. Матт верит, что мое требование справедливо, я же верю в то, что он послушается меня. Матту хочется меня порадовать. Когда я оцениваю его поведение, по моему тону, по моим жестам и мимике он понимает, что я руковожу им. Резкие слова, рукоприкладство?.. В этом нет необходимости, когда надо направить Матта на верный путь. В какой мере тут главная причина – характер мальчика, а в какой – наши «правильные» взаимоотношения, установившиеся с самого начала, не знаю. Но я точно знаю, что такой отцовский подход вооружил меня воспитательным инструментарием, какого прежде мне недоставало. Матт менял «па» на «папа», и вместе с развитием речи у ребенка обогащались наши отношения.