– Правда, я видела его позже, после этого, – сдержанно сказала она.
Пальцы Стефани замерли, намертво впившись в ручку. Она посмотрела на леди Шарлотту, затем на Хэтерфилда; вид у него был озадаченный.
– Я видела его наверху в половине одиннадцатого. Как раз незадолго до этого герцогиня прошла в свою спальню и попросила меня прислать к ней лорда Хэтерфилда. Мне не удалось его найти, и я поднималась по лестнице, чтобы сказать ей об этом, когда увидела, как он уходил по коридору и исчез за поворотом.
Зародившись в задних рядах, по залу снова пронесся ропот.
Ферчеч заложил руки за спину.
– Ясно. Благодарю вас, леди Шарлотта.
Она пожала плечами.
– Он шел с той стороны, где располагаются спальные комнаты, поэтому я решила, что он, должно быть, уже был у герцогини, и пошла по своим делам.
Тихий ропот перерос в гул взволнованно шепчущихся людей.
– Простите меня, – сказала леди Шарлотта. – На-деюсь, я не сообщила ничего такого, что могло бы навредить моему дорогому Хэтерфилду? Ибо я абсолютно уверена, что он не совершал этого преступления.
Судья ударил молоточком.
– Тишина в зале. Мистер Ферчеч, у вас есть еще вопросы к ее светлости?
Мистер Ферчеч достал из кармана носовой платок и промокнул бледные вспотевшие виски, затем приложил его к верхней губе.
– Жаркий выдался денек, не правда ли, Ферчеч? – посочувствовал мистер Дакуэрт.
– У меня больше нет вопросов, ваша честь, – сказал Ферчеч.
Кэдоган-сквер, Лондон
Февраль 1890 года
Завернув за угол Кэдоган-Гарденс, Стефани сразу различила в темноте знакомые очертания неприметной коляски лорда Хэтерфилда. На тротуаре рядом с ней маячила высокая фигура в черном. Девушка побежала.
– Садись, быстро, – сказал он и, взяв ее за локоть, задержался на мгновение, чтобы помочь девушке забраться внутрь. Кучер, восседавший на высоких козлах, некоторое время напряженно всматривался в темноту, но не заметил никакой опасности.
Только когда дверца, скрипнув, захлопнулась и коляска рванулась с места, Хэтерфилд вздохнул с облегчением и откинулся на спинку сиденья. Стефани положила ладошку на сиденье рядом с его рукой, но он не заглотил наживку. Ей пришлось довольствоваться теплом его тела, благо в коляске было тесно, и прикосновением бедра.
– Ты волнуешься? – спросила она.
– Волнуюсь? Да я дрожу как осиновый лист! Какая безумная затея! И как только я позволил тебе втянуть меня во все это? Не могу понять, почему Эшленд согласился помочь.
– Но никто, кроме нас, не знает об этом.
– Кроме нас, еще каждый член этой проклятой революционной группировки «Свободная…», как ее там.