— Из-за этих налимов я ноги промочила, — сказала она, появляясь у костра и протягивая над огнем маленькую ступню в белой прорезиненой тапочке.
Андрей Поликарпович, чувствуя, как трогательная хрупкость этой ступни вызывает в нем невыразимо нежный отзвук, хотел сжать ее в своей руке, но в это время к костру прибежал озябший, искусанный комарами Пухов.
— Ни черта не поймал, — весело сообщил он. — Будем печеную картошку трескать… А знаешь, Андрюшка, завтра сюда надо прийти за лещами. Сердце говорит мне, они тут есть.
Андрей Поликарпович промолчал и повернулся на спину. Ему хотелось домой, в свой кабинет, и он знал, что если заговорит, то у него может вырваться дерзость.
Выходной день выдался пасмурным, скучным. От безделья гости принимались несколько раз есть, и Андрей Поликарпович был рад, что может побыть в кабинете один, поработать.
Перед обедом он пошел в комнату жены и увидел, что Нина плачет, спрятав лицо в оконную портьеру. Он встревожился, сжал ладонями ее мокрые, горячие щеки.
— Я не могу больше, — говорила Нина, глядя на него снизу страдающим взглядом. — Она изводит меня… В том, что я молода, а ты значительно старше меня, она видит расчет и говорит со мной тоном единомышленницы. Это так оскорбительно! Ведь я люблю тебя… люблю эти седые виски, эти сухие руки, эти умные, усталые глаза…
Она поднялась и, плача, стала целовать его руки, глаза, виски, словно боясь, что и он вдруг не поверит ей.
— Черт знает что, — пробормотал Андрей Поликарпович. — Успокойся… Не вечно же они будут здесь. А я, поверь, ничего не поделаю с собой. Презирай меня, назови размазней, тряпкой, но не могу я сказать Пухову, чтобы он уехал, не могу!
— А зачем ему уезжать? — Нина отстранила голову мужа и пристально посмотрела в его глаза блестящим от слез взглядом. — Какой же ты, Смаковников, сухарь, — медленно, с расстановкой проговорила она. — Ему не надо уезжать, не надо, не надо! Слышишь?
Андрей Поликарпович поднял плечи.
— Ну, не понимаю я тебя тогда. И вообще… какая-то блажь…
Он вышел, хлопнув дверью, а когда Пухов, попавшийся ему на пути, спросил, пойдет ли он за лещами, Андрей Поликарпович резко и раздраженно ответил, что ему нужно работать, а не бездельничать и что никуда он не пойдет.
Вечером шел теплый, редкий дождь. Он долго шуршал в листве сада, плескался в водосточной трубе, и веяло от него дремотой, скукой, ленью. Андрей Поликарпович нечаянно заснул в кабинете на диване. Было далеко за полночь, когда он проснулся и подошел к окну, чтобы освежить тяжелую от неурочного сна голову. Дождь кончился. Между деревьями передвигалось дрожащее бледно-желтое пятно света, в нем коротко вспыхивали то склянка, то маленькая дождевая лужица — кто-то ходил по саду с фонарем. Когда глаза привыкли к темноте, Андрей Поликарпович узнал генерала. Он собирал выползней, готовясь утром идти на остров за лещами.