— На этом участке меня еще помнят?
— Тебя все помнят.
— А вы… гражданская оборона… находитесь в подчинении у капитана этого участка?
— Нет у нас своя организация. До этого я был приписан к отделению полиции в Бронксе. Но я работаю вместе с кадровыми полицейскими.
— Они тебя не обижают — из-за меня?
Он расстегнул верхнюю пуговицу, сдвинул фуражку на затылок и как ни в чем не бывало ответил:
— Кто может обидеть сына Марти Бонда, самого лучшего полицейского Нью-Йорка? — Твердо и уверенно сказал. Этот паренек, пожалуй, был покрепче, чем казался со стороны. Или просто чокнутым.
— Меня так до сих пор называют?
— Ну, кое-кто вспоминает и о… деле Грэхема, как ты осрамил всю полицию… Но я их пресекаю — напоминаю, что ты самый знаменитый полицейский за всю историю нью-йоркских правоохранительных органов.
— Грэхем? Вот гад вонючий…
— Как дела в отеле?
— Скука смертная. Ты и думать забудь о полиции, Лоуренс. Дрянная работа, тебя ж все будут ненавидеть.
— Я бы так не сказал. Закон для меня не пустой звук, и я собираюсь стоять на страже закона, — он понизил голос. — В конце концов, я же не только ношу твою фамилию, мой родной отец погиб на посту. Так что мне в полиции самое место. Вот мне бы только нарастить еще побольше мускулов — и из меня выйдет хороший полицейский.
Я уже собрался сказать, что на свете нет такой породы, как «хороший полицейский», и быть не может, но в такую жару мне было лень затевать спор. Поэтому я просто сказал:
— Говорят, в полиции служат немало студентов?
Он снова усмехнулся, а я подумал, что если бы не его цыплячья шея, вид у него был вполне бравый.
— Да сегодня только ленивый не идет в колледж по льготе для дембелей[4]. Ты не знал, что я два года оттрубил в армии?
— И за океаном служил?
— Бог избавил от такого счастья. Всю дорогу сидел в Форте-Дикс[5]. — Он оглядел мой кабинет: в ночное время тут, казалось, царил еще больший беспорядок, чем днем. — Слушай, Марти, а эта твоя работа в отеле, наверное, непыльная?
— Вышибаю алкаша раз в неделю, ловлю постояльцев с крадеными полотенцами. Такая вот работенка.
— А не пытался открыть свое агентство?
— Это только в кино бывает. — Наступило тягостное молчание, которое я прервал, выдвинув ящик письменного стола. — Хочешь выпить?
— Нет, спасибо. Марти, а ты все еще женат на той танцовщице?
— Да никакая она не танцовщица. Нет, мы расстались через год. А ты женат?
— Еще нет. Но вот поступлю в полицию и женюсь. — Он внимательно поглядел мне в глаза. — Какой-то у тебя вид… одинокий… папа.
— Давненько ты меня так называл. — Этот глупыш вечно называл меня то папой, то папкой.