Стараясь не шуметь, я спустился вниз и вышел на двор. Сперва я хотел запереть сеновал – пускай посидят до утра, пока рабы не придут кормить лошадей! Но потом я подумал, что не стоит этого делать. Ингрид не моя женщина, а что мне за дело до Харварда-ярла и его будущей жены!
Кровь викинга наполовину смешана с морской водой, но тот, чьи ноги приросли к твердой земле, быстро отвыкает от шаткой палубы, и боги перестают посылать ему удачу.
Жизнь викинга – в походе, там, где бушуют холодные северные ветры и стонут под их ударами каменные стены фиордов, там, где поют песнь победы звонкоголосые секиры и смерть собирает жатву с тюленьих полей. И так должно быть. Потому что викинг должен умереть в крови – павшему не от боевых ран нет места в чертоге Одина. Умерший в постели от болезней и старости навсегда попадает в мрачное подземное царство Хель. И пути назад оттуда нет. Потому что чудовищный пес Харм, всевидящий слуга смерти, сторожит дорогу в обитель мрака.
Но не место воину в этой стране.
В царстве подземном
не место мужчине -
ждет его Один
в светлой Вальхалле.
Кто знает, может, я и вправду слишком долго ходил по суше, и удача отвернулась от меня. Время от времени я думал о том, как бы вновь уйти с дружиной викингов в туманы северных морей и умереть, как умирают герои. Может, я и ошибался, полагая, что Хильд или Херья однажды унесут меня на своих крыльях в чертоги богов. Но я, викинг, не мог думать иначе. И Орвар тоже.
Орвар строил корабль для себя и своей дружины. Он еще не подыскал ему подходящее имя, хотя работа уже близилась к концу. Фризы запасали полосатые шерстяные паруса, укладывали их в сундуки, чтобы за зиму не побила моль, готовили весла и снасти к предстоящему походу. Думали они воевать до весны вместе с Вадимом против свеонов, а по весне идти назад, в северные земли.
Да только не судьба была Орвару выйти в море на том корабле. Ни в тот год, ни в следующий. Никогда.
Беда прилетела нежданно, зашумев вороньими крыльями над славным городом Ладогой.
Когда с вековых дубов золотым дождем посыпались осенние листья, захворал вдруг старый Гостомысл. И пошли, поползли по Ладоге недобрые слухи, будто бы злые люди захотели его колдовством извести. И многие говорили тогда о князе Вадиме.
Орвар в то время все чаще стал захаживать в терем и подолгу говорить с Вадимом. А о чем говорили они, не ведал никто. Я же никому не обмолвился о том, как сговаривались Орвар и Вадим против могучего Хрёрека, и как я помешал свершиться их черному умыслу.
Орвар же много о чем мне рассказывал. От него узнал я, что Гостомысл один мешал Вадиму всю власть взять, а как слег он, так поднял голову Вадим, стал собирать людей, чтобы войной идти против Хрёрека и тех, кто за него стоял. Да только и враги Вадимовы не дремали. Однажды грозовой ночью, когда буря бушевала так, словно гневные волны хотели раскачать вселенную, послали Злотолюб и Святомысл вестников к могучему Хрёреку со словами: "Приди, князь, в город наш и защити нас, а иначе быть беде великой!".