— Чтоб ты лопнул, ненасытный боров! Подавись своими десятью сиклями! — Аннитис зло стрельнула глазами, разжала ладонь и бросила на глиняный пол металлические слитки.
— Хвала небесам! Ай да Аннитис! — управитель подобрал длинные шерстяные одежды и брюхо, нажитое непосильными трудами, кряхтя и охая, опустился на колени и принялся жадно собирать серебро. — Пять, десять, пятнадцать! Эй, Аммуну!
На зов управителя из недр кухни выскочил перепуганный поваренок.
— Помоги подняться.
Мальчишка шустро подлез под руку толстяку. Но вес раскормленного пятидесятилетнего мужчины оказался ему не по силам. Малец краснел от натуги и едва не упал под непомерной тяжестью. Но все же, Каруву кое-как поднялся. Тяжело дыша, утирая пот со лба, он расплылся в довольной улыбке.
— Теперь никто не скажет, что ты нахлебница и сидишь у меня на шее. Вот тебе награда, — Каруву выбрал самый маленький слиток и протянул его девушке. — Бери, не брезгуй. Тебе сгодится. Обменяешь в лавке на какую-нибудь безделушку.
Аннитис медлила. Взять или отказаться? Отчего не взять? Она честно заработала.
— Так и быть, уважу, — она выхватила кусочек металла из толстых потных пальцев и спрятала в складках пояса.
— А ты, Аммуну, чего стоишь? Убирайся на кухню, — прикрикнул распорядитель на поваренка. Тот, не желая испытывать судьбу, шмыгнул носом, окинул всех взглядом затравленного звереныша и проворно скрылся в дверном проеме.
— Но это не все, — продолжил Каруву. — Помни мою доброту. На сегодня ты свободна. До завтрашнего вечера. А сейчас ступай, не мозоль глаза.
Не поблагодарив за невиданные щедроты, Аннитис стрелой вылетела из душного зала. Миновав колоннаду, она оказалась посреди просторного двора, пробежала мимо хлева, гончарной печи, проскочила между вооруженными стражниками, карауливших у массивных ворот кипарисового дерева всеобщий покой, и скрылась в темноте ночных улиц.
Дом Аннитис находился в нескольких кварталах от «Обители благочестия». Но путь тот показался девушке самым длинным в ее короткой жизни. Бежала она что есть сил, да только заветная цель не становилась ближе. Порою ей и вовсе казалось, что ноги не касаются мостовой, а отчаянно месят воздух и летит она среди звезд, а те беззвучно проносятся мимо. Чудилось ей, будто Алалу, Эа, Ану и Энлиль потрясли небесами как платьем, встряхнули их, перемешав людей и светила. Все в мире сдвинулось с привычных мест, потеряло первозданный смысл и значение. И нет более опоры человеческой душе, ведь добро обратилось во зло. Стены рухнули, развалины исчезли. Таблички древних слов разбились. Ветер занес их песком. Те, кто знал прошлых времен дела, ушли вместе с богами. Солнце и вовсе исчезло. И никто не вершит более суд над собакой, над свиньей, над зверем диким и человеком. Сгинули боги, люди обратились в прах. Всюду царствует тьма. И пришел тот, кто день дурной породит. Многоликий и тысячеименный. Никому от него нет пощады и само время не властно над ним. Исполнился срок пророчествам. И в тех пророчествах уготована ей, Аннитис, бедной дочери воина и ткачихи, иная судьба.