Такое искреннее недоверие было написано в глазах девушки, такое огромное удивление прозвучало в ее голосе, что Реммельгас оправился от замешательства, вызванного неожиданностью встречи.
— Убил он или нет, но вы из числа свидетелей выбыли — обвиняемые не могут защищать друг друга.
— Какая подлость! — Анне вздрогнула, словно ей вдруг стало холодно, и придвинулась к Реммельгасу. — Но кто же этому поверит? Дикое предположение!
— Койтъярв сказал, что дело не в предположениях, а в фактах. Нужны факты, опровергающие обвинение.
— Так найдите их! Это ведь не только ваше личное дело, на весах честь всего нашего лесничества. Если вы этого не сделаете, я созову всех ваших сослуживцев, всех местных жителей, и мы еще посмотрим, найдется ли среди них хоть один, кто поверит в то, что лесничий, словно браконьер, застрелил лося.
Реммельгас не мог оторвать глаз от девушки, он уже забыл о своих заботах и о своей досаде. Он никогда не видел Анне такой взволнованной.
Вдруг она схватила его за руку.
— Господи, совсем забыла, из-за чего я прибежала сюда из Сурру! Встретила по дороге людей, услыхала о комиссии, и все из головы вылетело. Дело в том, что вам надо быть очень, очень осторожным!
— Почему?
— Отец сегодня в лесу видел Тюура!
— Вряд ли он решился остаться в этих местах, — усомнился Реммельгас.
— Отец уверен, что это был именно Тюур. Он наткнулся на него у Кяанис-озера, неподалеку от реки. Увидев отца, тот бросился в кусты и пропал… Тюур вас ненавидит, будьте осторожны.
— И вы так бежали только затем, чтобы предостеречь меня?
Анне нагнулась и, глядя вниз на бушующую воду, что-то произнесла. Реммельгас не разобрал слов и подошел ближе. Анне перегнулась через перила, подставляя свое разгоряченное лицо под прохладные брызги воды, взлетавшие с камней.
— Не слышу! — крикнул Реммельгас.
Анне выпрямилась и, все еще глядя в сторону, тихо сказала:
— Мне всегда тяжело думать о людях плохое… Но мне кажется, что… в этом деле замешан Осмус…
Реммельгас непонимающе пожал плечами.
— Только сегодня я услышала, что Хельми и Кари скоро поженятся… — Щеки Анне порозовели, и, наверно, не только оттого, что их окрасил закатный багрянец. — Осмус, конечно, знал об их планах, а все же наплел мне небылиц про вас и Хельми…
— И вы поверили?
Анне сердито тряхнула головой.
— Нет! — И добавила тихо: — Разве что совсем ненадолго…
— Анне!
Девушка улыбнулась, и они бок о бок склонились над перилами, глядя вниз, где клокотала над камнями вода. За мельницей, в дупле старой липы, протяжно и злобно ухнул проснувшийся филин. В Мяннисалу лениво и сонно залаяла собака.