— Лучший? У вас имеются доказательства?
Рястас выпрямился и словно вырос.
— Не всегда нужные доказательства фиксируются на бумаге, должна быть вера в людей. И я верю в Реммельгаса. Реммельгас коммунист, член нашей парторганизации, и мы выступим в его защиту. Я только… не знаю толком, как это сделать…
Койтъярв добродушно улыбнулся.
— Разрешите дать совет?
— Спрашиваете! — проворчал Рястас.
— Созовите совещание, пригласите всех партийцев и всех людей, сколько-нибудь причастных к делу, например Осмуса, Нугисов, Питкасте, членов контрольной бригады — словом, каждого, кто вам может понадобиться, и мы обсудим этот вопрос сообща.
— Вы скажете вступительное слово?
— Нет.
— Почему? Ведь не может быть, чтобы вам нечего было сказать.
— Даже если мне и есть что сказать, я предпочитаю сначала послушать. Мне кажется, что туликсаарцы настолько выросли и созрели, что они сами, своими силами очистят свою среду от чуждых ей элементов.
Рястас уставился на Койтъярва, открыл рот, чтоб сказать что-то, но махнул рукой и подошел к телефону, чтобы обзвонить всех участников завтрашнего совещания.
Анне пришла на совещание пораньше, чтоб успеть рассказать Реммельгасу про гибель Кирр, но Реммельгас опоздал и они успели обменяться лишь торопливым рукопожатием.
Собрались все местные партийцы. Питкасте, вопреки своему обыкновению, был тих и как будто озабочен. Он сел у печки и, уткнув локти в колени, подпер голову руками. Одним из последних вошел Осмус, а следом за ним, скрываясь за его могучей спиной, семенил тщедушный Вийльбаум. Возле стола стоял свободный стул, и Осмус опустился на него.
Рястас, пошептавшись о чем-то с Койтъярвом, поднялся.
— Все приглашенные в сборе, — начал он. — Докладов мы тут делать не будем, собрались мы не за этим, а затем, чтобы обменяться мыслями, посоветоваться и, насколько возможно, разобраться в деле. Поэтому я скажу лишь несколько слов.
Рястас кратко подытожил обвинения, предъявленные Реммельгасу и вызвавшие множество всяких толков.
— Поскольку речь идет о члене партии, мы сочли нужным созвать всех местных партийцев и причастных к делу лиц, чтобы откровенно, с глазу на глаз, высказать друг другу все, что мы знаем, все, что мы думаем.
Реммельгас украдкой скользнул взглядом по присутствующим. На всех лицах были написаны растерянность и смущение… Только Осмус выглядел спокойным и уверенным, хотя… не отражалось ли и в его глазах старательно скрываемое волнение?
Реммельгас не хотел приходить на совещание.
— Ни к чему оно, — сказал он Рястасу, — опять эти споры с Осмусом, эти орудийные залпы вперемежку с китайскими церемониями — только время потеряем. Ну, я выступлю, потом Нугисы, расскажем опять, как было дело с убийством лося, а Осмус по-прежнему будет усмехаться и недоверчиво покачивать головой… Хорошо еще, что сохранилось угрожающее письмо Тюура, теперь по крайней мере никто не поверит в покровительство врагу народа.