странная картина. Но вот берега и поваленного дерева, на котором они с папкой сидели, не
стало, вода вздулась, подступила к груди, к плечам, и вместе с Наташей неслышно
заплескалась о незнакомые берега. А потом на месте водной глади появились тонкие острые
верхушки, опущенные вниз головой, и небо, уже потухающее, оказалось ниже деревьев…
Наташе стало холодно, она прижалась к боку Роберта, и, укрытая его пиджаком, заснула у
него на коленях. Потом смутно слышала, как на крыльце, передавая ее маме на руки, он
зашептал что-то. Минутой позже еще раз что-то сказал, и его шаги прошуршали по траве и
затихли на улице…
Это было вчера, а сегодня, когда в доме стояла тишина, и солнце поднималось над
Поселком, стало заметнее отсутствие папы, Наташа вдруг почувствовала непонятную свою
вину.
Она села на край постели, прислушалась.
Муха билась о стекло, жужжа, рвалась к свету. Взбудораженный Борькой, проскочил через
тропинку Плутон. На кухне тихо звякнула тарелка, мама готовила завтрак. Есть не хотелось.
Наташа подошла к окну. Муха расплылась в большое пятно. У мамы упала ложка.
Послышались ее шаги… Наташе есть не хотелось. Она бы спряталась, чтобы оттянуть время.
Пятно сузилось, снова обернулось мухой с прозрачными крыльями и кривой ножкой,
высунувшейся из головы и обутой в ботинок.
39
– Наташа, пошли есть.
Сегодня мама казалась хмурой. Двигалась медленно. Ее взгляд был задумчив. Ей, как и
Наташе, наверное, было скучно. Густые темные волосы, беспорядочно разбросанные по
голым плечам, свисали почти до самых лопаток, прикрывая вырез ночной рубашки.
– О, боже! – произнесла мама, посмотрев на себя в зеркало. – Ведьма!
В трехстворчатом отражении трюмо стояли три мамы, три поворачивающиеся головы, три
ночных рубашки.
Это не рассмешило Наташу. .
На кухне она сидела над кашей. Манная каша казалась горькой, чай – кислым. Хлеб с
маслом, когда мама отвернулась, был спрятан в карман, кашу пришлось тихонько перелить в
кастрюлю, когда мама снова ушла к зеркалу.
– Удивительно, – сказала мама, как только Наташа соскочила со стула, – когда его нет, ты
прекрасно ешь. И никто не требует, и никто не шумит.
– Кого нет? – переспросила Наташа.
– Кого, его… дяди Роберта, – произнесла мама.
Наташа поджала губы.
– Нет уж, мамочка, – и наклонив голову на бок, добавила – он папа.
– Был папа, да весь вышел, – не настойчиво, с едва заметной досадой ответила мама.
Наташа представила, как это могло произойти. Вот он – папа. Настолько огромный, что
своими руками, ногами, и всем, что было при нем, заполнил бабушкин дом – комнаты,
коридор, кухню, все углы, умудрился гигантскими ступнями своих ног расположиться под