Сережа считает, что порой я могу быть экстремально убедительной.
Господи, о чем я говорю? Моя голова шла кругом, и я потрогала собственный лоб, словно боялась, что у меня настоящий жар. Чего я так дергаюсь? Это просто ужин. Совершенно неважно, что планирует этот задумчивый тип, я-то знаю, что смогу его остановить.
Смогу ли? Меньше всего в эту минуту я понимала, чего мне ждать от самой себя.
* * *
И я ненавижу себя за это. За то, как весь день я разыгрывала комедию из серии «ничего особенного не происходит». За то, что теперь я стою перед большим зеркалом в своем роскошном, пустом номере и смотрю на себя – волосы старательно расчесаны, глаза подведены, губы накрашены маминой помадой. Я ненавижу краситься и презираю себя за то, как дрожат мои руки. Я так и не позвонила Сереже. Я старательно объясняю себе, что между мною и Андре ничего нет, но почему в таком случае меня трясет, словно в лихорадке, стоит мне только посмотреть на часы.
Я даже сняла свои часы, но это не помогло. В мини-гостиной моего номера стоят красивые, под старину, часы с боем. Я не знаю точно, во сколько приедет Андре, и каждый раз бой этих проклятых часов заставляет меня подпрыгивать до потолка.
За окном начинает темнеть, и Париж становится тем самым очаровательным, уютным местом, которое я всегда представляла в своем воображении. Огоньки мигают, люди собираются в шумные стайки, обсуждают что-то, бурно жестикулируя, смеются и пьют что-то из высоких пластиковых бокалов. Я понимаю, что тоже хочу пить. Я не пила и не ела с самого утра.
Что, если он не придет? Так было бы даже лучше.
Но вместо очередного удара часов я слышу тихий звон. Я не сразу понимаю, что это такое, – я ни разу еще не слышала, как звонит местный телефонный аппарат в номере.
– Мадам Синица? – вежливый женский голос. – Вас ожидают в лобби.
– Спасибо, – выдавливаю я и тут же бросаюсь в ванную комнату, умываю лицо жидким мылом, пахнущим духами. Дура, дура, твоя помада – как приглашение, неужели не понятно?! Результат плачевный, лицо красное, под глазами разводы от маминой стойкой туши. Умываюсь еще раз и еще – холодной водой, чтобы остыть. В голове бьется мысль – не ходи. Ничего хорошего из этого не выйдет.
Я хочу его увидеть.
– Вы что, плакали? – спрашивает он, удивленно глядя на меня. Андре сидит, забросив одну длинную ногу на другую. На нем прямые кремовые брюки-сигареты из хлопка, белая рубашка поло в тонкую синюю полоску. Это так странно – видеть его без белоснежного халата. Его волосы приподняты темными очками, совершенно бесполезными теперь, когда стемнело.