— О, у нас их много! Раньше моим деловым партнером был бизнесмен Югов — известный человек на побережье. К сожалению, он недавно трагически погиб, и мне пришлось взять на себя все управление нашим бизнесом.
Толик залпом допил свой коктейль и стал прощаться:
— Сожалею, что не удалось вам помочь. Впрочем, если у вас действительно с этим заводом все зашло так далеко…
— Вот именно, — подчеркнул Полтинник, — очень далеко…
— Ну что ж, раз так, постараюсь что-нибудь придумать. Ничего конкретного, конечно, не обещаю, но… Вы можете оставить мне номер своего телефона? Кстати, как долго вы еще пробудете в Москве?
Серебряков черкнул пару строк на салфетке и передал ее Толику:
— Дней десять. Мне почему-то кажется, что мы с вами еще увидимся.
Райский скупо улыбнулся и протянул Родиону руку:
— Не знаю, не знаю… Возможно ли в нашей суетной жизни строить хоть какие-нибудь планы? Все же я рад, что познакомился с вами. Всего хорошего!
Ни разу не оглянувшись, Райский поднялся по лестнице и вскоре скрылся на втором этаже. Полтинник проводил его долгим взглядом и подозвал официантку. Похоже, Толик великодушно позволил ему расплатиться за свой коктейль.
* * *
Миновав тренажерный зал, Райский зашел в следующее помещение. Посреди него располагался боксерский ринг, чуть дальше находились борцовские маты. У стены висели длинные, в человеческий рост, мешки для отработки ударов и даже резиновый манекен — копия изготовившегося к нападению мужчины.
В этот час здесь было много посетителей. Кто-то молотил груши, пара отяжелевших менеджеров среднего звена вяло боксировали на ринге. Их подбадривал высоченный мужик, совершенно лысый, с перебитым носом и какими-то остекленевшими глазами. Едва заметив вошедшего в зал Райского, он перестал обращать внимание на окончательно выдохшихся боксеров и направился к нему.
Толик снял майку и повесил ее на шведскую стенку. Начал разминаться. Когда к нему подошел лысый, бросил:
— Надевай «лапы».
Здоровяк работал здесь тренером, но тем не менее все приказания Райского выполнял безоговорочно. Мастер спорта по боксу, а позже рэкетир Семен Мамонтов был кое-чем обязан Толику. Ведь тот молчал о художествах Семена в конце восьмидесятых годов, когда тот, еще во время своей первой ходки, резвился в организованной ментами пресс-хате. Мамонтову удалось тогда замести следы и остаться в глазах братвы чистым, но у Райского в укромном месте лежала некая бумажка с гербовой печатью и двумя подписями. Одна закорючка принадлежала «куму», то бишь начальнику оперчасти краснодарского СИЗО, а вторая — непосредственно Семену. Попади эта бумажка к уголовной братии — и конец Мамонтову. Собирать компромат Райский научился еще со времен работы у Беденкина.