Музыка играла все громче. Вновь появился поднос с шафранно-желтыми катышками. На этот раз Джахан выбрал самый большой шарик, проглотил его и запил вином. Хотя он прилагал отчаянные усилия, дабы не смотреть на женщину, так похожую на Михримах, взгляд его сам устремлялся в ее сторону. Даже ее улыбка, легчайший изгиб губ, напоминала манеру улыбаться, присущую покойной дочери султана. В этой улыбке было что-то неземное, почти ангельское. Лицо наложницы обрамляли складки воздушного газового покрывала, прозрачного, как утренний туман. Держалась она более непринужденно и уверенно, чем все прочие женщины. Казалось, на душе у нее нет никаких тревог и забот.
Голос Зейнаб заставил Джахана повернуть голову.
– Хочешь, я покажу тебе ее одежду?
– Что?
– Вещи моей собаки. Хочешь на них посмотреть?
– Хочу.
Главный белый евнух, к тому времени изрядно набравшийся, нахмурился, услышав их разговор. Однако он ничего не сказал, и Джахан, радуясь возможности убраться от него подальше, вслед за Зейнаб прошел в заднюю часть дома. Она провела его в свою комнату, где все было таким же крошечным, как и она сама: кровать, столы, стулья. В углу стоял миниатюрный комод розового дерева. Карлица принялась доставать из ящиков кожаные башмачки, нарядные жилеты и меховые попонки. Судя по размеру этих вещиц, собака была небольшой, под стать хозяйке. Свою любимицу она нашла на улице, когда та была еще совсем щенком, всхлипнув, сообщила карлица. Одиноким, никому не нужным созданием, таким же, как и сама Зейнаб. С тех пор они стали неразлучны.
Джахан протянул карлице свой носовой платок. Она благодарно кивнула, вытерла увлажнившиеся глаза и взглянула на Джахана с таким любопытством, словно видела его в первый раз.
– Посади-ка меня сюда, – попросила она, указав на единственный высокий стул в комнате.
Зейнаб была легкой, как ребенок. Когда Джахан усадил ее на стул, она произнесла, глядя ему прямо в глаза:
– Я владею хаммамом для тех, кто пребывает в печали, вот уже тридцать лет. За это время навидалась всякого. Бывали у меня хорошие времена, а бывали такие, что и врагу не пожелаешь. Я до сих пор жива лишь потому, что всегда умела держать язык за зубами и никогда не совалась в чужие дела. Мне довелось встретить стольких людей, что волей-неволей я научилась читать по лицам. На твоем лице написано, что ты добрый человек.
Из соседней комнаты донесся легкий шорох. Возможно, то была мышь, пробежавшая под половицами.
– Опасайся того, кто тебя сюда привез, – произнесла карлица, понизив голос до шепота.
– Но почему?
– Будь с ним осторожен, и всё, – отрезала она и соскочила со стула.