Но это ещё ничего. На 23 февраля, традиционно, проводили смотр строя и песни. Это же так весело – ходить строем и с песней. Почему гражданские так не делают, – до сих пор не понимаю? А служил я в далеко не строевой части – мы всё время были в морях, стояли в дежурствах или что-нибудь обеспечивали, – даже в казармах никогда не сидели, поэтому далеки были от строевых смотров, как декабристы от простого народа. У нас даже на ежедневный развод вахты не было принято переодеваться, – так и ходили в штанах со штампом "РБ" и в ватниках. Причём ходил только дежурный по кораблю и три матроса, которые у трапа потом стояли. Остальные 27 человек, обычно, бывали очень заняты. Дежурные по дивизии привыкшие были к этому давно – традиции на флоте сильнее всего, а вот офицеры из других частей, которые в это время дежурили на ЗКП Северного флота и выходили не вовремя покурить, удивлялись, конечно. Ты такой старший помощник с какого-нибудь эсминца или крейсера, устав чтишь и любишь, как родного старшего брата а тут такая картины: слева от тебя стоит краса и гордость флота – пять ракетных подводных крейсеров стратегического назначения, а справа двадцать человек, одетых, как военнопленные румыны, которые, вроде бы, эти крейсера и должны беречь и охранять. Некоторые даже подбегали к заступающему дежурному по дивизии и задавали глупые вопросы. Получали глупые ответы и убегали обратно под скалу.
Ну это я немного отвлёкся. Накануне 23 февраля замполит, обычно, подходил к командиру и говорил:
– Александр Сергеевич, скоро 23 февраля, надо бы строевую песню потренировать.
– Станислав Анатольевич, – обычно отвечал ему командир, – идите на хуй, видите же, что мы заняты.
И продолжал отрабатывать нанесение точечных ракетных ударов по городам и военно-морским базам США. Станислав Анатольевич был хорошим замполитом, он был не из настоящих, а из ВМУРЭ Попова и поэтому мы его даже уважали. Он был настойчив в своих попытках помочь нам избежать очередного позора: распечатывал текст строевой песни на двести листочков и лично разносил каждому. Офицерам говорил:
– Выучите текст строевой песни, ну вы же – офицер!
Мичманам говорил:
– Хоть припев выучи и рот открывай, когда в строю идти будешь
Матросам:
– Кто будет орать громче всех, того в отпуск лично отправлю в следующем месяце!
Матросы знали, что он врал, но делали удивлённые глаза и обещали порвать всех мощью своих лёгких. Но матросов у нас было мало, поэтому от их ора ничего не менялось.
А ещё за лучшее прохождение с песней был приз – большой торт. На нём обычно рисовали чёрным кремом большой половой член, как символ. Торт с утра ставили перед трибуной на столе, чтоб все мы им любовались и булькали слюной, перемещаясь кучками на задворки улицы Колышкина, где из нас формировали колонны. Возле стола обычно дежурили парочка мичманов из тыловой службы с красными, как свекла лицами. С красными потому, что мимо них проходило на построение несколько сотен человек-подводников и каждый второй считал своим долгом спросить: