Черные тени появились снова, и в приличном количестве.
Я раскидал снег и улегся ничком, как снежный ангел, исходящий слюной при виде горной форели. В этот раз я дополнил наживку подведенной под нее сетью Гровера. Беда была в том, что приходилось опускать кисть руки в обжигающе холодную воду. Это сопровождалось нечеловеческой болью и быстрым онемением.
Тени исчезли, но быстро вернулись и подплыли ближе, стали пробовать «икринку». Может, дело было в слишком холодной воде, но рыбешки показались мне вялыми. Я медленно вытащил сеть и насчитал в ней семь форелей размером с палец. Я вывалил их в снег в нескольких футах от берега и стал греть замершие руки в карманах пуховой куртки. Потом срубил топориком ветку, прицепил сеть на нее и, погрузив в воду «икринку» и сеть, поймал еще пару рыбешек.
Я съел все, кроме голов.
После этого я вернулся на берег и продолжил «рыбачить». Это занятие я несколько раз за час чередовал с пожиранием части улова. Когда моя тень на снегу удлинилась, я сосчитал свой улов. 47 рыбешек, хватит на двоих на пару дней. Я собрал рыбу и побрел обратно по собственным следам. Благодаря слежавшемуся снегу и похолоданию, создавшему наст, я вернулся быстрее. По пути я достал из колчана стрелу, вставил ее в лук, сделал глубокий вдох и стал натягивать тетиву. Сначала она сопротивлялась, потом натянулась до самого моего лица. Я испытывал острую боль в ребрах, зато сумел добиться максимального натяжения. Я выпустил стрелу в ствол елочки толщиной в мой кулак на расстоянии двадцати ярдов и промахнулся на два дюйма. Стрела утонула в снегу справа от мишени. Я рылся в снегу несколько минут, прежде чем откопал стрелу, вонзившуюся в мерзлую землю. Выяснилось, что быстро натянуть тетиву мне не под силу, но в принципе стрелять из лука я могу. В дерево я не попал, но промахнулся не очень сильно. Учитывая расстояние, результат был не так уж плох.
На наше плато я поднялся уже после полуночи. Было, как ни странно, довольно светло. Последние полмили я преодолел не спеша, готовый среагировать на любое движение. По пути я так ничего и не увидел, но вход в нашу пещеру поведал совсем другую историю. Лунный свет исключал ошибку. Следы находились совсем рядом, с круглым углублением между двумя строчками следов – зверь явно полз животом на снегу. Скорее всего, он еще находился здесь, когда я приближался. Я почти не сомневался, что сейчас он притаился в какой-то сотне футов от меня.
Эшли была совсем слаба, у нее болели глаза. Классическая горная болезнь, помноженная на контузию и на голод. Я собрал еще хвороста, развел огонь, выпотрошил шесть форелей и нанизал их на длинную гладкую ветку, продырявив рыбешек посередине, как кебаб. Жаря рыбу, я варил кофе. Кофеин позволит переварить и усвоить питательные вещества, не говоря о подавлении голода. Она медленно пила и ела; я подносил кружку к ее губам, чистил рыбу от чешуи и давал по кусочкам, дожидаясь, пока она прожует. Так она съела 14 рыбешек и выпила две кружки кофе, прежде чем показать кивком, что пора прекратить трапезу.