— Да, в голубой маске. Значит, он принял позу, как вы говорите, фебеэровского полуприседа…
— Да, — кивнул я. — Как в телевизоре.
— Понятно, — вздохнул Оксли и, возможно, чуть пожал плечами. — Как в телевизоре. Значит, у мужчины в голубой маске был пистолет, так же, как и у мужчины в красной маске, но вас это нисколько не обеспокоило. Вы подняли с земли пустую бутылку, бросили ее, и она угодила в руку мужчины в голубой маске. Как раз в тот момент, когда он собирался застрелить эту женщину.
— Очевидно, мистер Лонгмайр пытался предотвратить преднамеренное убийство, — Инч честно отрабатывал свой гонорар. — Думаю, его следует похвалить.
— Примите мои поздравления, — сказал мне детектив. — Вы были великолепны.
— Благодарю.
— А теперь еще раз скажите мне, почему вы бросили бутылку?
— Не знаю, — ответил я. — Мне хотелось помешать ему.
— А вам не приходило в голову, что эти парни с пистолетами могут обидеться? Рассердиться, знаете ли, решить, что пяток пуль можно выпустить и в вашу сторону?
— Очевидно, мистер Лонгмайр сознательно рисковал своей жизнью ради спасения этой женщины, — Инч произнес эту фразу столь убедительно, что я сам едва не поверил ему.
— Мистер Инч, — повернулся к адвокату Оксли, — я понимаю, что вы представляете здесь интересы вашего клиента, и все мы можем по достоинству оценивать ваши усилия. И ценим их. Можете не сомневаться. Но я задаю вопросы мистеру Лонгмайру и буду очень признателен вам, если вы позволите ему ответить на них. Если же вам не понравятся его ответы, потом вы сможете объяснить мне, что в действительности хотел сказать ваш клиент. Договорились?
Инч улыбнулся. Холодно и самоуверенно.
— Посмотрим, что из этого выйдет, — ответил он, не связывая себя никакими обязательствами.
Улыбнулся и Оксли:
— Итак, мистер Лонгмайр, расскажите мне, о чем вы подумали, когда подняли и бросили бутылку.
— Ни о чем.
— Ни о чем?
— Если бы я о чем-нибудь подумал, я бы не бросил бутылку. И тем более не бросил бы ее, если б мне в голову пришла мысль о том, что меня могут застрелить.
— Отчего же вам в голову не пришла такая мысль? — спросил Оксли.
— Повторяю, я вообще ни о чем не думал. Я просто бросил бутылку, а когда мужчина в голубой маске наставил на меня пистолет, пожалел об этом.
Оксли откинулся назад, буравя меня взглядом ледяных голубых глаз, привыкших ко лжи. И ему и Инчу было чуть больше тридцати. Оксли не вышел ростом и набрал вес, так что выглядел полноватым. На шестифутовой фигуре Инча, наоборот, не было ни грамма лишнего жира. Упругой походкой и плавными движениями он мог сойти за спортсмена, точнее, теннисиста-профессионала. Надо отметить, одно время он серьезно задумывался над тем, чтобы оставить юриспруденцию ради тенниса.