Сквозняк гнилого подъезда. Прощальный щелчок двери. Всё.
Герман ждал за углом соседнего дома. Любопытно, что пригрезилось случайным свидетелям, наблюдавшим странную сцену под покровом вечернего сумрака, подальше от оранжевого фонаря? Суровый мужчина вытащил из малолитражки два чемодана и с вороватой поспешностью загрузил к себе в джип, а из джипа извлек шелестящий букет и просунул в окно малолитражки.
Потом летели через сияющую столицу. Я гнала во всю прыть, Герман висел на хвосте, прикрывая сзади. В одном месте остановил гаишник, объявил мне превышение скорости и затеял намеки на возможность не писать протокол, но подъехавший Герман показал свою «корочку», они поболтали, поулыбались и пожали друг другу руки.
Целоваться мы начали еще у машин. А в лифте сплелись уже посочней, поголовокружительней. Случайно нажали на «стоп». Без времени застряли в нигде. С жадностью упивались, отпуская контроль, давая волю инстинкту. Включили сознание, когда кто-то внизу застучал по дверям и начал браниться. Мы расхохотались, словно нашкодившие малолетки. Тронулись выше, доехали, дотянули, выплеснулись на площадку, расхристанные, горячечные, ввалились в квартиру, спотыкаясь, опрокидывая чемоданы, теряя цветы. Полубредовые, полураздетые, ринулись в комнату, обрушились на диван – и наконец, окончательно, на всю глубину, конвульсивно слились…
– Ну, вот мы и вместе, – произнесла я, когда все закончилось.
– Ничто нас не разлучит, – отчетливо прошептал Герман.
А потом мы пили коньяк и смеялись, не помню чему. А потом снова любили до вторичного измождения. А потом, совсем уже ночью, он вставил в видик кассету, потому что силы иссякли, но спать все еще не хотелось. Так чудесно было лежать, уютно переплетясь, и просто смотреть кино.
Назывался фильм «Криминальное чтиво».
В некотором смысле для меня это был курорт.
Ни мужа, ни ребенка, ни грызни, ни забот. Чемоданное настроение. Я хотела даже оформить отпуск, чтобы релаксироваться по полной. «Нордфарма» не отпустила. Кстати, Германа его служба – тоже.
Каждое утро мы разъезжались по своим делам. Вечером – дома. С ресторанами как-то заглохло. Да и поднадоело. К чему тратить деньги на романтическую бутафорию, когда налаживается настоящий семейный быт? Между прочим, с наладкой возникла легкая неприятность. В семье Германа роли разделялись традиционно. А вот у меня обнаружился досадный пробел в некоторых навыках, обычно приписываемых к женским обязанностям. Если купить продуктов в супермаркете худо-бедно могла, то приготовить так, чтобы любимый не морщился, не получалось. Опять же, мойка посуды. Да и уборка. Накапливалась и стирка. Герман обещал раскошелиться на соответствующие машины. Он позиционировал себя нормальным мужчиной и ждал от меня привычной бытовой женственности. Ну не могла же я признаться, что в прошлой моей жизни роль домохозяйки много лет исполнял муж.