Напротив инквизиции сидели двое – Топик и Дашка. Их лиц я не видела, они находились на линии обороны, а я, как вошла, тихо пристроилась на галерке, в первый раз за известный период – без темных очков. В зале там-сям торчали знакомые головы. Все они имели какое-то отношение к прецеденту. Каждой голове задавали вопросы, и те отвечали, подняв за собой фигуру.
Кроме главы представительства единственным мужчиной здесь был Топик.
Вопросы задавала главный менеджер по персоналу. Разной значимости, но одинаковой неуютности, вопросы упорно укладывались в мозаичную картину рассматриваемого комиссией дела. По совокупности фактов прояснялась общая фабула, в принципе, для каждой из сторон неприглядная, но по мере детализации росла и неоднозначность, которая требовала точной интерпретации. Поскольку дыма без огня не бывает, виделось очевидным, что сейлз-директор компании имел с подчиненной из отдела маркетинга отношения, выходящие за пределы рабочих контактов. Однако можно ли их квалифицировать как интимные? А если да, кто явился инициатором? А если нет, чем объяснить два заявления, почти одновременно поступившие в отдел кадров? Попросту говоря, Дашка обвиняла Топика в домогательстве. Тот обвинял ее в клевете. Кто-то из них лгал. Это понятно. Как понятно и то, что проигравшему будет тут же предложено написать еще одно заявление – об увольнении по собственному желанию.
В конце концов, все сводилось к единственной точке, камню преткновения, гордиеву узлу, откуда уже следовали высокоэтичные оргвыводы. Все сводилось к свидетелю. Все сводилось ко мне.
И вот кадровичка задала главный вопрос. Все притихли. Я поднялась. Тело отсутствовало. Язык склеился с глоткой. Знакомые головы повернулись, наставили скабрезное любопытство, нацелили сочувствующие, мерзкие глазки.
– Нет… – выдавила я.
По залу пронесся тревожный шелест. Дамы в президиуме улыбчиво закивали.
– Вы уверены? – переспросила кадровичка.
– Да. То есть, в смысле, что нет.
– Так да или нет? Выражайтесь точнее. От вашего ответа зависит решение этической комиссии.
Они оглянулись. Одновременно. Дашка и Топик.
– Нет. Я не видела ничего. Ничего. Никакими фактами, доказывающими интимную связь, я не располагаю. Прошу меня извинить.
Что тут началось! Охи, ахи, выкрики, пререкания, глухие стоны, звонкий шлепет аплодисментов. Я не стала дожидаться развязки и пробкой выскочила из зала, дрожа и пылая в дурманящей лихорадке.
Дашка позвонила, когда я успела отъехать. Неслась в плотном потоке и не могла отвлекаться, чтоб в сумочке рыться. Но дело, конечно, не в этом. А она все звонила. Я чувствовала, это она. Разговора не избежать. Так лучше уж сразу. И лучше – по телефону.