Я поднялась и через опустелый зал зашагала к двери.
Поравнявшись, скосила взгляд. И тут же оцепенела. На меня смотрели глаза – глаза Макса, неповторимые, в ней повторившиеся. И это лицо, оно тоже несомненно было лицом Макса, только разрыхленным, состарившимся и женским. Я не могла сдвинуться, скованная гипнозом трагической незнакомки. На меня взирала застывшая, красная, острая, остекленевшая боль. Казалось, еще немного, и боль прорвется, хлынет словами. Но женщина молчала. И я вдруг поняла: это боль настоящей любви. Ведь подлинная любовь словами невыразима, да и что тут можно сказать, когда любовь этой женщины у нее отобрали, и все равно она будет ждать, сколько придется, хоть семь лет, хоть всю жизнь – потому что не кто иной, как она сообщила мне о Максе по телефону.
Возможно, глядя в упор, она начинала догадываться. Но не до конца, все еще не была уверена, что я – это я. Оброни я хоть слово, и она моментально узнает мой голос. Только что я могу сказать ей – матери? Что?
Я стремительно вышла из зала суда.
Не знаю, как я пережила ту зиму.
В груди постоянно ныла глухая боль. Я ходила в институт, чтоб отвлечься, а возвращаясь, влилась без сил.
Энергия жизни была как погода – все время ниже нуля.
Настала весна. Мне лучше не становилось. В природе началось брожение соков. Все мои мысли, зимой словно примороженные, оттаяли, обострились.
Я непрестанно бредила Максом.
Мне часто казалось, он где-то рядом. Только я не вижу его. Но слышу голос, чувствую прикосновения. Особенно, во время бессонницы. Он говорит: «Надо верить в лучшее, в свою неуязвимость. А еще, иногда устраивать праздник вседозволенности». Я ему говорю: «Зачем ты так шутишь?» А он: «Какие уж тут шутки. С любовью не шутят». А я: «Ты считаешь, все из-за меня?». А он: «Так сложились звезды судьбы». «Макс, я буду тебя ждать»…
На последних словах я всегда приходила в себя.
Семь лет. Это действовало отрезвляющее. Похоже, временами я просто сходила с ума. Но сознание нездоровья облегчения не приносило.
Чем так дальше жить, не лучше ли отравиться?
Мысль об отравлении пришла неслучайно. Близилось окончание учебы в институте. Еще немного, и мне защищать диплом фармаколога, который я даже не начинала писать.
Была только тема – «Яды».
Я убедилась, что настоящий яд раздобыть невозможно. Если не считать мужа, отравляющего мне жизнь постоянным нытьем. У него, видите ли, развилась депрессия, нет вдохновения. Нашел отговорку, чтоб только мне не помочь.
Он много времени проводил теперь дома. Якобы начал писать свою кандидатскую диссертацию. Но я понимала: он теперь приходит так рано домой, попросту потому что завершился его подлый служебный роман. Я попросила его помочь мне с дипломом. Он заартачился. Я проявила настойчивость. Он ворчал, упирался, злился, ругался такими словами, каких я и не подозревала в его лексиконе.