Тут его внимание привлек мальчик - совсем ещё подросток, не старше тринадцати лет, так удивительно похожий на него самого, каким он был в его возрасте: такая же смуглая кожа, такая же форма носа и бровей, такие же волосы - даже пробор точно такой же, с той лишь разницей, что глаза у ребенка были темно-серые, но при слабом освещении пасмурного дня они казались почти черными, как и у Джона.
Пока мужчина усиленно пытался совладать с обезумевшим сердечным ритмом, мальчик, точно не замечая его, заприметил стоящий на остановке трамвай и поспешно побежал.
Не услышал мальчик, и когда Джон позвал его, не обернулся и тогда, когда мужчина повысил голос, видя, как ребенок вскочил на подножку, как показывают в старых, ещё черно-белых, фильмах.
Как Джон ни старался, догнать отъезжающее транспортное средство, но у него не получилось, не смог... Но он продолжал кричать, чтобы мальчик ни в коем случае не отпускал рук, пока не остановится.
Анри... Откуда он знал его и его имя? Просто знал, как знал свое собственное, как знал самого себя - родительское сердце не обмануло...
Так вот каким будет его сын? Неужели, как вот только что, так им и не суждено услышать и понять друг друга?
Джону хотелось забыть этот кошмарный сон, но это оказалось не так просто, переключивши внимание на переживания Маргариты, пугающие образы исчезли сами собой, оставляя теплый свет родных глаз.
Как бы он справился с этим без того спасительного света? Сейчас он предпочел не думать об этом, всё ещё переживая волнение и нервную дрожь. Он услышал и увидел действительно леденящие душу вещи, и именно этот свет не дал ему сорваться в бездну.
А начинался сон ощущением райского блаженства - он стоял на балконе, с улыбкой окидывая взглядом Небесный Град в лучах закатного солнца. За спиной послышались легкие шаги, потом две нежные ладони легли на его глаза, окутывая знакомым амброво -апельсиновым запахом. И это не был любимый аромат Маргариты. Но эту женщину он также хорошо знал:
— Кали? - он мягко убрал её руки и обернулся, улыбнувшись, - Рад видеть тебя, госпожа.
Она наклонилась совсем близко к его лицу, заставив его вздрогнуть, когда коснулась губами его губ. Это было сродни извращенной мазохистской пытке - он помнил каждую её черточку а тело охватил жар при воспоминании об обжигающе проведенных совместных ночах, и сейчас она оставалась столь же восхитительной, с такой же гладкой бархатистой кожей и такими же плавными изгибами тела, как и тогда, когда он потерял голову от страсти, и горячие ночи принадлежали только им двоим, отражаясь в колдовских изумрудах её глаз, обещавших бесконечное наслаждение.