Он ни о чем не думал и не знал, куда идет. Ему было безразлично, что бы ни случилось. Он даже не думал о мести. Все исчезло.
Он едва обернулся, когда чья-то рука легла ему на плечо. Перед ним было желтоватое лицо с острой черной бородой. Он с трудом припомнил, что где-то уже видел его, и даже несколько раз. Сначала на триумфальном шествии цезарей, потом на улице, когда встретил Саломею. Когда это было – вчера? Один день стал для него вечностью.
– Не останавливайся, – шепнул неизвестный, озираясь. – Шпионы цезаря теперь повсюду. Пойдем рядом, как беспечные римляне, которые разговаривают о пышности и блеске недавнего зрелища.
Регуэль отвернулся.
– Я тебя не знаю, – сказал он.
Незнакомец улыбнулся и подошел к нему совсем близко.
– А я слежу за тобой с тех пор, как увидел тебя вчера.
– Почему?
– Я знаю, кто ты. Я боюсь, что и ты можешь попасть в руки римских палачей. Особенно теперь, когда исчезла единственная твоя опора в Риме – первая жертва зверей.
Рука Регуэля невольно ощупала спрятанный под платьем кинжал, и он с недоверием посмотрел на незнакомца.
– Я тебя не понимаю.
– Не бойся предательства, – ответил незнакомец на иудейском наречии. – Регуэль, сын Иоанна из Гишалы, священен для несчастных детей Израиля, даже если бы Иегуда бен Сафан не был другом твоего великого отца.
– Регуэль, сын Иоанна из Гишалы? – повторил Регуэль. – Я не знаю, за кого ты меня принимаешь. Я Александр, купец из Дамаска, и привез товары для…
– Хвалю твою осторожность, – перебил его незнакомец. – Я бы и сам на твоем месте поступал точно так же. Но так как я все-таки надеялся повидать тебя, то я захватил с собой одно письмо; твой отец написал мне его из Гишалы, когда Иосиф бен Матиа обвинил его в предательстве.
Он передал Регуэлю маленький свиток. Регуэль узнал почерк отца. Иоанн извещал своего друга, Иегуду бен Сафана в Тивериаде, об измене галилейских союзников и о пленении его родственников Веспасианом в Птолемаиде. Он уговаривал его примкнуть к восстанию в Иерусалиме.
– Я тогда тяжело заболел, – объяснил Иегуда Регуэлю, – и не мог последовать воззванию героя. А когда я поправился, было уже слишком поздно: Иерусалим был уже осажден Титом.
Он опустил голову, и Регуэлю показалось, что глаза его полны слез.
– Что же теперь привело тебя в Рим? – спросил он.
Незнакомец наклонился к Регуэлю.
– Месть, – проговорил он тихим, но твердым голосом. – Я надеюсь отомстить осквернителям нашей святыни. Мазада, крепость у Мертвого моря, еще не взята римлянами, еще стоит Александрия, и в городах Азии тысячи храбрых мужей ждут подходящей минуты, чтобы возобновить войну. Я жду подходящей минуты, чтобы поднять мятеж. Как только Рим затеет новую войну, все равно где, в Германии или Британии, иудейские воины объединятся, и наступит конец порабощению Израиля.