– Она отправилась вчера утром – и притом без моего одобрения, в чем я не боюсь вам признаться, – к ее сестре, миссис Кондрип, если вы знаете, о ком я говорю, которая живет где-то в Челси. Моя другая племянница и ее дела – подумать только, что в такой день приходится говорить об этом! – наше вечное беспокойство; так что Кейт в результате – ну, скажем, некоторых событий! – просто туда вызвали. Мое-то представление таково, что в результате таких событий она – в ее теперешней ситуации – вообще ничего или почти ничего делать не должна!
– И Кейт с вами не согласилась?
– И Кейт со мной не согласилась. А когда Кейт с тобой не соглашается…!
– Ох, могу себе представить!
Он достиг уже такой точки на шкале лицемерия, что вполне мог спросить себя, какое значение имеет теперь чуть больше лицемерия или чуть меньше? Кроме того, его намерение – решение, им принятое, – требовало, чтобы он знал. Шаг, совершенный Кейт, если об этом ничего не узнать, мог лишить его самообладания, а страх Деншера перед такой возможностью к этому времени стал прямо-таки суеверным.
– Надеюсь, вы не имеете в виду никаких катастрофических событий?
– Нет, они всего лишь отвратительны и вульгарны.
– Ох! – произнес Мертон Деншер.
Рана миссис Лоудер, все еще вполне очевидная, нашла в ее излияниях Деншеру целебный для себя бальзам.
– К их великому несчастью, у них – как вам, вероятно, известно – ужасно отвратительный отец.
– Ох! – снова произнес Деншер.
– Он такой никудышный, что даже имя его называть не стоит, но он неожиданно заявился к Мэриан, и та завопила о помощи.
Это сильно озадачило Деншера, и его любопытство на миг заключило компромисс с его благоразумием.
– Заявился к Мэриан? За деньгами?
– О, за ними, разумеется, как обычно. Но в это благословенное время года еще и ради убежища, чтобы где-то укрыться, ради безопасности, бог знает ради чего еще! Он там, эта скотина. И Кейт там, с ними. И вот это, – завершила миссис Лоудер, спускаясь по ступеням, – и есть ее Рождество.
Она снова задержалась, стоя у подножья лестницы, пока Деншер придумывал ответ.
– Пожалуй, ваше в конечном счете несколько лучше.
– По крайней мере, оно благопристойнее. – Ее рука снова сжала его руку. – Но что же это я рассказываю вам о наших бедах?! Приходите, если сможете.
Он слабо улыбнулся:
– Спасибо. Если смогу.
– А теперь, я полагаю, вы направитесь в храм?
Она задала этот вопрос с самым добрым намерением, как бы желая наметить для него путь – в духе ее обычной поддержки, – несколько более соответствующий его целям, чем то, что она ему предлагала. Он воспринял это как завершение обоюдных попыток выразить свое потрясение, так что, по всей видимости, нашел ее намек вполне своевременным.