Сад (Карапетян) - страница 3
Копилось у Тима в душе весь день, с самого утра копилось невнятное огорчение, так что приходилось ему иной раз выдыхать, освобождаясь от него, — но помогало слабо. Жалко было бросать всё, сад уж больно хорош вымахал! А бросать надо — иначе на веки вечные застрянешь тут, говорить разучишься! Нельзя же, понимаешь, всю жизнь за одним садом глядеть, ну, — в самом деле! Тем более что сад да-авным давно не нуждается в этом: программа отлажена, киберы дело знают, всё аккуратненько, всё — в равновесии. Ну, чего мне здесь сидеть? «Нечего! — вслух сказал он. И повторил: — Абсолютно нечего!»
Над неподвижным инструментальщиком суетились осы и мухи — мелочь всякая. «Прямо, как мёдом намазан!» — думалось Тиму по жаре и лени. Ещё одно довольно-таки странное обстоятельство, загадка, можно сказать, природы, не поддающаяся объяснению. Ну чего вся эта шелупонь мизерная толчётся над киберами? Хотя, конечно, могут быть какие-то волны электромагнитные там… высокочастотные всякие, скажем, излучения, малых, предположим, амплитуд. Впрочем, — чепуха! Наверняка, нагреваются на солнце машины, а те и лезут на тепло… Да: наверное…
Тим отмахнулся от давешней ветки, которая уж вовсе подлезла целоваться, — ветка шарахнулась, и сухонький серый кузнечик прошуршал в воздухе. И вновь заверещали, запиликали птицы, кубарем покатилось за воздушной волной солнечное и лиственное месиво, и вновь забрался под рубаху, под мышки тёплый воздух.
А кузнечик — вот он, сидит на брючине, кривых очертаний тень качается, и то накроет его, то отскочит, и кузнечик поползает, пошевелит лапками, озарённый и прозрачный, и тускло заблестят его выпученные слепые глаза. «Вот механика, мама родная! — думалось Тиму. — Прозрачные, прям, коленки! Вот это — механика! Вот это я уважаю — какое чудо, а!» Тим покачал головой: «Ай-я-я-й… А этот остолоп латунный? Это же — глядеть невозможно, какой остолоп! Дурной, прост-таки, тон какой-то, ей-богу! Так бы вот научиться собирать, ёлки-палки! Тоже мне — создание ума человеческого!»
— Паш-шёл! — махнул Тим на кузнечика, и тот фыркнул, отлетел, и Тим разглядел, как в кружеве лежалых гнилых листьев семенит часовым механизмом паук-сенокосец, и ещё раз покачал головой: «Механика!..»
Наконец он собрался духом и встал — хорошо было сидеть в тени, рассиделся, понимаешь, разнежился!.. Кружку вложил обратно в манипулятор инструментальщику и вздохнул:
— Пойду, пожалуй… — и добавил, подумавши, — а ты шагай, милейший, на место поставь кружечку! А потом притащи-ка на кострище маленький топор, понял? Сам потюкаю, скорее всего, а то с вами, друзья, вообще, того…