— Я няня Кости.
Он тихо выругался, подозрительно глядя на нее.
— Так почему же, черт подери, вы не сказали мне об этом раньше?
— Я не понимала, что происходит.
Это звучало весьма неубедительно, но не могла же она сказать ему: «Вы обняли меня и тем самым сбили меня с толку, а потом я увидела ваше лицо и совсем растаяла от желания». Мэйзи прекрасно понимала, что такое с ним случается каждые пару дней, если не чаще.
— Я хочу, чтобы вы задержались и объяснили мне, что именно вы собираетесь делать. — Ее голос прозвучал нервно и сбивчиво.
Алексей явно не был готов ничего объяснять. Он смотрел на нее так, будто не мог поверить в то, что вообще разговаривает с ней. Тут из детской донесся крик.
— Костя! — одновременно воскликнули Мэйзи и Алексей.
Мэйзи вызывающе взглянула на него, побуждая его оттолкнуть ее, но он застыл в нерешительности. С одной стороны, он не хотел пропускать ее вперед, а с другой — не знал, как обращаться с двухлетним ребенком.
Мэйзи, пользуясь возможностью, первой направилась к детской, но он последовал за ней.
— Послушайте, — сказала она, силясь успокоиться. — Подождите здесь, не ходите за мной, а то малыш испугается, увидев незнакомого человека.
Алексей кивнул:
— Хорошо, я подожду.
Мэйзи прошла в комнату, освещенную ночником. Костя стоял на кровати с красным, заплаканным лицом. Увидев Мэйзи, он перестал плакать и протянул к ней пухлые ручонки.
— Мэйзи! — четко произнес он.
Мэйзи подняла его на руки — с трудом, потому что он был крупным для своего возраста, села в кресло и начала качать мальчика на руках — и делала это так непринужденно, будто занималась этим всю жизнь. Алексей полагал, что материнство для женщины естественно, но его опыт говорил об обратном — из всех женщин, с кем он встречался, он едва ли мог припомнить хоть одну, которой нравилось бы общаться с детьми. Он и сам не был большим любителем детей. Алексей был крестным Кости, но видел его лишь однажды — в день крестин в русской православной церкви в Лондоне.
— Я не думал, что он такой… маленький, — тихо произнес Алексей, боясь напугать мальчика.
При звуке его голоса малыш приоткрыл глаза. Мэйзи заметила, что голос Алексея похож на голос Костиного отца — чуть ниже, но с тем же акцентом, выдававшим, что английский язык не был для него родным.
— Папа, — неуверенно произнес ребенок тоненьким голоском.
— Нет, это не папа, — тихо ответила Мэйзи.
Алексей медленно подошел к ним, присел на корточки, чтобы не пугать Костю своим ростом, и серьезно проговорил:
— Здравствуй, Костя. Я — твой крестный, Алексей Ранаевский.