.
– А ты ему не подыгрывай, – буркнула Яна, счищая лед с трамвайных путей, – и вообще, помолчи хоть пять минут.
Федю хватило на три.
– Я видел, как вон тот дядька дохлых крыс ел. Их грузовик раздавил, а он их ел.
«Ну и что, – отрешенно подумала Яна, – а мы Шубку съели, кошку нашу. Но это папа еще живой был».
– Какой дядька? – завертелся любознательный Савва.
– Тот, что следит за нами с набережной.
– Так это дядя Архип, дворник. У него гречка в голове.
Яна откинула с лица прядь волос.
– И правда дядя Архип. Чего это он забрел сюда?
Дворник Лядов стоял у замерзшего канала и бормотал в спутанную бороду.
Яна помахала ему рукой.
Дворник исчез в тени.
– Гречка в голове, – усмехнулся Федя и жадно понюхал пальцы с коричневой коркой под ногтями. Поймал на себе вопросительный взгляд Яны. – Не так кушать хочется, – смутился он, – если что-то вонючее нюхать.
Яна коротко кивнула.
– Не филонь, Баркалов, – сказала она, возвращаясь к работе.
И никто из них не филонил.
Уже в сумерках они с Саввой шли домой. Мышцы ныли, ноги подкашивались, но Яна улыбалась.
– Почему ты его не поблагодарила?
– Кого? За что?
– Говн… Федю. За бутерборд.
– За бутерброд, – исправила она и задумалась. – Понимаешь, он ждал благодарности. Он его мне принес, чтобы получить благодарность. А добрые дела просто так делаются. Доброта – это норма, ею не гордятся. Может, мне на Баркалове жениться за бутерброд его?
Савва захихикал.
Они вошли в подъезд, поднялись на второй этаж.
– Погоди. Навестим Стеллу Сергеевну.
Девочка опять заколотила в дверь библиотекаря.
– Ян…
– Чего?
– А тебе совсем есть не хочется?
– Как тебе сказать… Хочется, конечно. Но, если еды нет, мне что, человеком перестать быть?
Яна хлопнула по дверной ручке, и дверь отворилась, протяжно скрипнув. В коридоре горел свет. Их району везло, большинство ленинградцев обходились без электричества много месяцев.
– Стелла Сергеевна?
Девочка вошла в квартиру. Савва семенил за ней, стараясь не покидать безопасной зоны внутри длинной сестринской тени.
Стеллу Сергеевну они обнаружили на кухне.
Одетая в нарядное фланелевое платье в горошек, причесанная и накрашенная, женщина свисала с потолка. Шелковый шнурок удерживал исхудалое тело.
– Здравствуйте, – сказал вежливый Савва, но остекленевшие, подведенные тушью глаза смотрели куда-то в сторону.
– Мертвая она, – тихо произнесла Яна, – убила себя.
Девочка пересекла кухню, стала по очереди открывать ящики, пока не нашла нож. С ножом она вскарабкалась на обеденный стол. Заскоблила тупым лезвием по шнурку. Стелла Сергеевна раскачивалась в петле и будто вальсировала.