Пока Юрша говорил, пока повторял Авдей, Неждан дергался и порывался остановить его. Потом махнул рукой и ушел. Но вскоре Юрша позвал его:
— Вот Авдей сомневается, воевода может не поверить слову. Нужен ему знак Кудеяра.
— Не поверит и хорошо. Придут наши, мы у него на заднице знак Кудеяра вырежем.
— Ладно. Принеси бересту, накарябаю. А ты, Авдей, повтори еще.
Возвращались молча, Неждан не возмущался, он не произнес ни слова. Только уже в овраге сказал коноводу:
— Коням торбы одень, чтоб не ржали. Вои ночью могут пойти нас искать.
На это ответил Юрша:
— Ночью не пойдут. Я велел Авдею вернуться в лагерь на заре.
— Могут, ежели убиенного найдут.
Неждан сказал и устроился спать. Коновод, взяв торбы, ушел к коням. Юрша прилег на мягкий многолетний слой хвои, поросшей чахлой травой. Ощутил, что ветер затих, сеет мелкий дождик, а сюда под могучую ель изредка пробиваются крупные холодные капли. Только сейчас понял, что сухой кафтан надел на мокрую рубаху, которая неприятно холодила тело. Но эти неудобства не мешали радости, которая охватила его. Как же не радоваться! Таисия спасена... Да иначе и быть не могло, недаром Сургуна считают колдуном... А он сам этой ночью принял очень правильное решение, которое нужно было принять давно, меньше б пролилось крови, а ежели б и пролилась, то не по его вине!
Словно угадав его мысли, подал голос Неждан:
— Твое решение, князь, предательство дела Кудеяра! Нож в спину! — Юрша даже опешил. А Неждан продолжал: — Воеводишка добился своего: не потеряв ни одного воя, возьмет тебя в полон! Ты пожалел баб? И мне их жаль. Но, сдавшись, ты не воскресишь их, да и других не спасешь. Казнили нашего брата и будут казнить! А вот Кудеяра Юрия Васильича, старшего брата царя, ты погубишь навсегда! Похоронишь надежду простого народа, обездоленных. Кудеяр умрет вместе с тобой, останутся только разбойники, тати!
— Ты все сказал? — удивительно спокойно спросил Юрша. — Тогда ответь: прислал бы сюда царь столько войска, если бы тут был просто Кудеяр, не Юрий Васильевич?.. Молчишь? Значит, понимаешь, что не прислал бы. Атаманов много на Руси, а государь гоняется за одним Юрием Васильевичем. Дорогой Неждан! Хоть ты и обозвал меня и предателем и трусом, но сердца на тебя не имею, сам ты не веришь своим словам. Знаешь, что напугать меня трудно. Я страшусь пытки, но иду на нее ради спасения тысяч ватажников и их жен. Конечно, когда подойдут наши, мы разгромим воеводу Нарышкина. Но тем самым насторожим царя Ивана, покажем ему нашу силу. И вот тогда царь будет готов заключить мир с кем угодно — с Польшей, с Литвой, с Девлет-Гиреем! Отдаст искони русские города, чтобы высвободить свои полки и бросить их против своего старшего брата! Сюда придут тысячи, десятки тысяч воев. Весь этот край будет выжжен, вытоптан, залит кровью! Вот этого я действительно боюсь. Вот это будет настоящее предательство обездоленных, которые бегут сюда от своих угнетателей!.. Молчишь?.. Я не верю, что ты уснул, а вот мне нужно уснуть, набраться силы, чтобы завтра... нет, уж сегодня смело смотреть в глаза этому лицедею Мокруше... и Мирону из Разбойного... Нужно уснуть... — Юрша несколько раз глубоко вздохнул, так он всегда делал, когда требовалось освободиться от дум, и скоро уснул.