Объекты его раздражения, два огромных белобрысых северянина, выскочив к месту схватки из кустов, посмотрели на результат своего выстрела и о чем-то залопотали на своем квохчущем языке. Улаф, тот, который держал в руках массивный арбалет непривычной конструкции, подошел к волку, выдернул болт (для этого ему пришлось упереться ногой в тело животного) и снова, явно довольный, что-то сказал брату. Это было странно, потому что обычно Улаф не отличался разговорчивостью и даже на своем языке с братом и Аптекарем говорил крайне редко. Может быть, в другой момент Данко и удивился бы, но сейчас он еле сдерживался, чтобы не сорваться. Харальд, более худощавый, чем его брат, если вообще можно назвать худощавым человека на полголовы выше Данко и шире его в плечах, хлопнул брата по плечу и, повернувшись к русину, сказал:
— Хороший выстрел.
— В нем не было нужды, это было мое дело!
— Даниил! — раздался строгий окрик Василия, Данко плюнул и промолчал, хотя и очень хотелось высказаться еще.
Вокруг тела волка уже собрался народ. Василий, Третьяк, пара мужиков из обоза, даже маленький кругленький Аптекарь, по внешнему виду которого и не скажешь, что он тоже с севера — в конце концов, мало ли здесь белобрысых — прикатился на своих коротких ножках и радостно заохал.
— Меч побереги, затупишь! — Данко вытащил меч, обтер от земли пучком травы и вложил в ножны.
— Где отец Варсонофий?
— Так кто ж его знает. Этот к нам, он в кусты.
— Найти надо, — Василий кивнул Третьяку, тот понимающе хмыкнул и отправился на поиски. К трусоватости батюшки в походе все уже привыкли. Было вообще странно, что епископу удалось уговорить отца Варсонофия принять участие в столь рискованном предприятии. Скорее всего, самим фактом разговора с епископом почтенный священнослужитель был так напуган, что даже и не понял, на что согласился. А потом стало поздно. Да и возглавивший отряд воевода Василий — человек известный, следовательно, по мнению священника, бояться его было незазорно. Отступая от волка через кусты, след святой отец оставил знатный, почти как кабан. Но, не обладая решительностью кабана, застрял в середине орешника, откуда и был извлечен Третьяком, помятый, поцарапанный, в изодранной одежде, будто только что вышел из схватки с ужасным созданием. Встревоженный, он оглядывался в поисках чудовища, не нашел его и решил держаться поближе к своему вызволителю Третьяку. Очевидно, как к наименее страшному из собравшихся.
Коренастый, юркий, вечно ухмыляющийся и почесывающий в затылке Третьяк походил на простоватого мужичка, даже несмотря на то, что на поясе у него висел меч. Он и был мужичком, из простонародья, но уже давно ходил вместе с Василием и значил для того гораздо больше, нежели простой оруженосец. К тому же Третьяк родился и всю юность провел здесь, в предгорье, так что найти лучшего проводника вряд ли удалось бы. Да и мечом этот мужичок владел отменно, и немного существовало на свете рыцарей, способных победить его в одиночном бою.