Морской конек сделал еще несколько скачкообразных движений и сел рядом с Саранцевым, злобно шмыгнул носом и представился: «Афанасий». На столике уже уныло возвышалась ополовиненная бутылка темно-лиловой бурды.
— Наконец-то вы проснулись, — высоким, насморочным голосом произнесла Гелена и неприязненно оглядела Саранцева с ног до головы, — а то это как-то даже странно, — все веселятся, а вы спите. Это даже как-то неприлично.
— Я это так понимаю, что он нас тут всех не уважает, — мрачно сказал Афанасий. — Вот если б мы тут все были ведущие конструктора, так он бы тогда всех уважал.
— Отвяжись, — сказал Гоша, — Паша наш человек.
— Ой, мальчики! — сказала вдруг Тамара, страдальчески приложив пальцы к вискам. — У меня ведь горе. У меня Федя пропал.
— Какой еще такой Федя? насторожился Гоша.
— Да попугай, — махнула рукой Тамара. — Помнишь, Паша, Федю? Вылетел из клетки в форточку. Я прямо вчера весь вечер плакала. Так жалко, прямо.
Попугая Саранцев помнил. Это было презабавное крохотное создание, похожее на перекрашенного цыпленка, несмотря на все старания не желавшее говорить по-человечьи и громко выщелкивающее свои исконные попугайские слова.
— Жаль, — искренне сказа Саранцев. — Вот его действительно жаль.
— А пускай в Африку летит, предложил Гоша. — Помните: «А-а! И зеленый попугай!» Том, помянуть бы надо Федьку. Как у нас там энергоресурсы?
— У меня только один талон, — Гоша, жалобно ответила Тамара, — я на него хотела кофе растворимого купить. Мне продавщица знакомая обещала.
— Кофе? — Лицо Гоши оскорбленно вытянулось. — Да ты что, какое такое кофе! Кофе пусть Паша пьет в своей квартире. Не травмируй меня, Том, выдай талончик. Мы сейчас с Пашкой сгоняем до магазина и продолжим содержательный вечер.
Тамара притворно вздохнула и вышла из комнаты.
— Жалко попугая, — вновь сказал Саранцев. — Хоть не говорящий, а смотреть на него весело было. Попугаи вообще похожи на людей. И взгляд у них другой, не птичий.
— Ну вот заладил — жалко-жалко! — напыжился Гоша. — Если хочешь знать, это я его в форточку выкинул. Это между нами. Пусть летает на свежем воздухе.
— Как это?! — ахнул Саранцев.
— Да так как-то. Я вообще, Паша, не люблю животный мир. Шумит, воняет, жрать просит. Скажешь, нет?
— Нет, — твердо ответил ему Саранцев, поднялся и со злостью прибавил:- Тебя ж вон никто в форточку не выбросил. А ты и шумишь, и воняешь, и жрать просишь.
Тут вовремя возникла Тамара с заветным талоном в руке, который окрыленный Гоша тотчас бережно принял из ее рук.
— Вот! Это я понимаю! — обрадовано заорал он. — Айда, Паша, забыли старое!