— Допустим, — согласился Поль. — Но почему он выразился так? Разве, по-твоему, глупо быть натурщиком?
— Конечно, нет. — Потом она прибавила: — Если это дело тебе нравится.
— Хорошо, а если предположить, что оно мне не нравится?
Она не отвечала минуты две.
— Если тебе действительно это не нравится, то я очень рада.
— Почему? — спросил Поль.
Она взглянула на нею смущенно.
— Скажи мне, — настаивал он. — Скажи, почему ты согласна с этим дураком Хиггинсом?
— Да я не согласна с ним!
— Как же, ты только что согласилась!
Они спорили некоторое время. Наконец он заставил ее высказаться.
— Хорошо же, если ты хочешь знать, — заявила она с пылающим лицом. — Я думаю, что это дело недостойно мужчины.
Он закусил губу. Он добивался правды и получил ее. Его собственные неясные подозрения подтвердились. Джен смотрела на него испуганно, боясь, что обидела его. Он заговорил после непродолжительного молчания.
— Что ты назвала бы делом, достойным мужчины?
Джен колебалась. Ее жизнь проходила в среде, где мужчины плотничали или правили лошадьми, или торговали в лавках. Находясь под смутным впечатлением того, что она знала о романтическом происхождении Поля, она не могла посоветовать ему таких низменных занятий, а чем занимаются люди, принадлежащие к благородной касте, она не знала. Конечно, место клерка — очень хорошая вещь. Но и оно должно быть унизительным для ее героя… Джен еще раз взглянула на него украдкой. Нет, он слишком прекрасен для того, чтобы сидеть взаперти в конторе с девяти утра до половины седьмого всю свою жизнь. В то же время она интуитивно признавала справедливость критического отношения Хиггинса. Уже тогда, когда Поль сообщил ей, что нанялся в натурный класс, ее это покоробило. Такое занятие прекрасно для мальчика, но для мужчины — а будучи моложе его, она уже считала его мужчиной, — в этом было что-то, оскорбляющее представление Джен о человеческом достоинстве.
— Хорошо, — настаивал Поль. — Скажи мне, что ты называешь мужским делом?
— О, я не знаю, — проговорила она смущенно. — Что-нибудь, что делаешь руками или головой.
— Ты думаешь, что быть натурщиком унизительно?
— Да.
— И я так думаю, — сказал Поль. — Но ведь ты знаешь, что я работаю и головой, — прибавил он поспешно, боясь быть низведенным с пьедестала. — Я приступил к продолжению моей эпической поэмы. И уже сделал очень много с тех пор, как читал ее тебе в последний раз. Я прочту тебе остальное, когда мы вернемся домой.
— Вот это будет чудесно, — воскликнула Джен, которой способность находить рифмы казалась каким-то чудом.
Они сели на скамью около цветников, сияющих весенним очарованием крокусов и нарциссов, и расцвеченных кое-где рано распустившимися тюльпанами. Поль, чувствительный к красоте, говорил о цветах. У Макса Фильда была студия в Сент-Джонсвуде, выходящая в сад, который летом представляет собой какую-то восхитительную мечту. Поль описал его. Когда он вернется в свое королевство, он непременно заведет себе такой сад.