Она не сразу вспомнила, кто такая Люсия.
Вот теперь она точно пьяна. Ей казалось, что она парит в облаках, и она улыбалась, как идиотка, пока Лоренцо ей что-то говорил. Комната плыла вокруг. Во рту пересохло. Она потянулась за бокалом пеллегрино и опрокинула его.
— Пожалуй, мне пора домой.
— Я тебя подвезу, — сказал Лоренцо.
Он бросил на столик пачку двадцаток, встал. Она попыталась тоже встать, но колени были словно на шарнирах, и шарниры не работали. Лоренцо взял ее за руку, другой рукой обнял за талию и приподнял.
— У меня машина…
— Тебе нельзя за руль, — сказал он. — Я тебя отвезу домой. А машину завтра заберешь. Идем, Люсия. — Он повел ее сквозь толпу. На них глазели, лампы сливались в радужные сверкающие полосы, словно она смотрела на небо из-под воды.
Потом она почувствовала на лице приятную ночную прохладу. Звуки машин, гудки — все смешалось.
Она лежала на заднем сиденье какого-то незнакомого автомобиля, прижимаясь щекой к холодной, жесткой коже. В машине пахло застарелым табачным дымом и пивом. «Порше» наверняка, но старый, и в салоне грязно. Не так она представляла себе машину Лоренцо.
«Ты дорогу знаешь? — хотела она спросить, но вместо слов вышло какое-то невнятное бормотание. — Откуда же он знает, куда ехать?» — подумалось ей.
Через несколько минут она услышала, как открылась и захлопнулась дверца. Мотор умолк. Она открыла глаза и увидела, что вокруг темно. Фонарей нет. Машин не слышно. Одурманенный мозг смутно ощутил какую-то слабую, отдаленную тревогу. «Где мы?»
Дверца открылась, загорелся свет, в котором показалось лицо мужчины. Бритая голова, пронзительные голубые глаза, угловатая челюсть, небрит.
— Идем со мной, пожалуйста, — сказал незнакомец.
Она очнулась на заднем сиденье большого нового внедорожника.
Перед ней был затылок водителя. Бритые черные волосы. Над воротником толстовки виднелась какая-то непонятная татуировка. Ей сразу подумалось: какие злющие глаза. Птица какая-нибудь?
— А Лоренцо где? — попыталась спросить она, но даже сама не разобрала, что у нее выговорилось.
— Ложись на сиденье и отдохни хорошенько, Алекса, — сказал мужчина. Он тоже говорил с акцентом, но более грубым, гортанным.
Предложение ей понравилось. Она уже почти задремала, и тут сердце у нее заколотилось. Он знает ее настоящее имя.
— Скажем так, — проговорил коротышка. — Я всегда предпочитаю знать, с кем имею дело.
Я кивнул и улыбнулся. «Вот паршивец».
Филипп Кертис, как он назвался, был чуть выше пяти футов ростом, лысый, в огромных очках в черной оправе. Часам «Патек Филипп» у него на руке было наверняка лет шестьдесят. Значит, богатый наследник, и перешли они к нему, вероятно, от отца.