Гурий, к здоровью надо относиться серьезно. Ты переутомился, немедленно бери отпуск на две недели, отправляйся куда-нибудь подальше, в торы, в Швейцарию, в Саппоро, еще лучше в тайгу. В тайгу! Нет лекарств лучше лесной тишины. Прописываю тебе две недели якутской тайги.
Увы, усиленный курс тишины пришлось прервать через три дня. Только я успел подобрать для себя заброшенную сторожку у болотца, окруженного трухлявыми стволами, усесться поудобнее у разведенного костра и вдохнуть аппетитного запаха дыма, как встревоженное лицо шефа появилось на браслете:
— Гурий, ты нужен срочно. Бросай свою тайгу, прилетай сию же минуту,— распорядился он.
Пять тысяч километров туда, пять тысяч километров обратно. Я даже не успел разобраться, проходит или не проходит моя болезнь. Пятого числа вечером я простился с шефом, девятого поутру входил в его кабинет.
— Сядь, Гурий,— сказал он сразу.— Садись и объясняй, почему ты сказал, что девочка не вернется?
— Она погибла? — ахнул я.
— Сорвалась в пропасть. Глубина четыреста метров. Это смертельно даже на Луне. Ты был прав, не следовало ее посылать. Но почему? Откуда ты узнал, что она не вернется?
— Не знаю, мне так показалось.
— Гурий, не отмахивайся, я спрашиваю очень важное Сосредоточься, подумай как следует, вспомни, почему тебе пришло в голову, что девочка не вернется
Я задумался, привел мысли в порядок.
— Она боялась, сказал я. — Не Луны, боялась, что испугается на Луне. Я это почувствовал, а она поняла, что я чувствую ее страх, и злилась на меня, опасалась, что выдам. Она из тех натур, что всю жизнь занимаются самопреодолением, ненавидят себя за слабость и бичуют слабость. Такие хотят быть героями, но геройство им не под силу, и они казнят себя за это, жертвуют идя на плаху. И вот она: героиня и жертва Но на Луне не жертвы нужны, а цехи и дороги. Там надо работать и доводить работу до конца, а эта девочка думала только об одном: «Струшу или не струшу?» Наверное, прыгнула там, где заведомо не могла перепрыгнуть
— Именно так, вздохнул шеф.— Прыгнула там, где и мужчина не перепрыгнул бы. Тем более что для Луны у новичков нет же глазомера. Но почему ты не сказал мне этого вовремя?
Я задумался. В самом деле, почему не сказал?
— Не сказал потому, что не понимал. Это сейчас я формулирую, выражаю словами. А тогда увидел цвет лица неестественный, бледно-зеленый. И ощутил напряжение нервов, натянутых до отказа, это же ощущаешь в другом человеке. И злость, и отчаянную решимость, мучительное усилие ради усилия, все затмевающее. И еще «шейку» на пределе текучести. Но это наше инженерное, возможно, вам не довелось иметь дело с испытанием металла на разрыв. .Представьте себе: стержень вертикально зажат в тисках, а на нижнюю платформу грузят, грузят, кладут гирю за гирей. Вы сами ощущаете, как невыносимо трудно металлу. И вот металл не выдерживает, стержень вытягивается, худеет на глазах, словно пластилиновый, течет, течет... и лопается с оглушительным звоном. Вот эту шейку я и увидел, она заслонила глаза. Вообще неприятно было Смотрю на человека и вижу стержень. Это и есть моя болезнь. Я тогда начал рассказывать о ней...