Шеф направил меня в клинику, в отделение тяжелобольных. Я удрал оттуда через три недели. Невыносимы страдания людей с печатью смерти на лице. Да, каждая санитарка это видит, каждая умеет видеть, могу только преклоняться перед ними. И опять-таки нет смысла в моем вмешательстве. Предсказывать, что человек умирает? Врачи и сами это знают. Говорить, чтобы не лечили, не оперировали? Но как же не лечить, если есть хоть малейший шанс оттянуть час смерти? А вдруг я ошибся, и тонкая нить жизни (я так и вижу ее) не оборвется на этот раз или выдержит груз жизни еще полгода, год? Не смею я говорить врачу, что его усилия безнадежны. Он обязан лечить. Может быть, я полезен был бы в диспансере, где подстерегают развитие болезни? Но для этого надо было растить мозг в четвертый раз, заполнять клетки всяческой латынью. В общем, я предпочел уклониться. Допускаю, что это эгоистично, не выдаю себя за образец для подражания, но я человек жизнелюбивый и плохо переношу чужие страдания. Впрочем, и шеф не настаивал на четвертом доращивании мозга. Он хотел исследовать мое теперешнее состояние, прежде чем двигаться дальше, считал, что добавочные инъекции собьют картину.
Ну и, конечно, возникла бытовщина, совсем неуместная. Прослышав о моем таланте предсказывания, «Добрые» знакомые начали присылать ко мне своих «добрых» знакомых. Главным образом это были юные парочки, собирающиеся заключить брачный союз, и непременно желающие знать, будут ли они счастливы.
Я составлял их цветные пятна, накладывал друг на друга, говорил, как сочетается желтое с лиловым, красное с зеленым, синее с голубым. Иногда получалось красиво, иногда яркий цвет заглушал светлый, иногда тон был грязноватый. Сейчас задним числом могу свидетельствовать: мои цветовые игры подтвердились. Красивые сочетания жили красиво, некрасивые ссорились, яркие подавляли партнера. Конечно, если бы молодые учитывали свою тональность и старались смягчить неудачное сочетание, я был бы опровергнут и разоблачен, как никчемная гадалка. Но часто ли супруги перестраивают себя ради семейного счастья? Любовь требовательна: «Давай, люби меня, каков я есть!»
В конце концов шеф нашел нам все-таки достойное занятие.
«Нам», — говорю я, потому что к тому времени нас было уже четверо. Новое видение прорезалось еще у троих, причем не у наших светил. Лючия, Семен и Симеон, как и прежде, блистали в теории математики. Третья же сигнальная система, если это она в самом деле, открылась у середняков, таких, как я, и, подобно мне, трижды поменявших специальность. Через математику и педагогику мы прошли все четверо, но Ли Сын вместо инженерного дела изучал химию, Линкольн— экономику, а Венера — биологию. Ей пришлось иметь дело с жизнеобеспечением, людей на Луну устраивать.