От Лары долго не было известий. Я хотела позвонить ей, но она позвонила сама.
– Меня Борька бросил, – сообщила Лара.
– Ужас, – сказала я. Хотела добавить: «я тебе говорила», но какой смысл в моей дальновидности?
– У меня к тебе просьба.
– Давай, – разрешила я.
– Ты не могла бы помирить нас с Борькой?
– Каким образом?
– Скажи ему, чтобы он меня не бросал. Я не могу жить одна. Я не умею.
– А Орфей где? – спросила я, хотя понимала, что вопрос пустой. Где может быть звезда? Везде и нигде.
– Ты найдешь слова, ты умеешь, – попросила Лара.
Кто может отказать в такой ситуации?
– Ну ладно, я попробую, – согласилась я.
– Он к маме ушел. Запиши телефон.
Я записала.
Борис Харламов легко согласился встретиться и побеседовать.
– Можно по телефону, – предложила я.
– Ну зачем же? Приезжайте ко мне в мастерскую. Я покажу вам свои новые работы.
«При чем тут новые работы?» – подумала я, но возражать не стала. Все-таки разговор серьезный и очень важный для Лары. Практически судьбоносный. Я должна заглянуть Борису в глаза, взять их в плен и развернуть в другую сторону.
Мало ли что бывает в жизни? Наташа Ростова тоже чуть не сбежала с Анатолем Курагиным, потом раскаялась. Можно сказать, прокляла каждую минуту и еще больше полюбила князя Андрея.
Князь Андрей простил. И Борис должен простить. Обида – это амбиции, не более. Если любишь женщину, надо переступить через себя во имя любви. Иначе получается: женщина тонет, а мужчина стоит на берегу и обижается. И вместо того, чтобы протянуть руку, прячет ее за спину.
Переступить через себя способна только полноценная личность. А на обиженных воду возят.
Я продумала тему разговора, идею, систему доказательств. Буквально «Апрельские тезисы». Следовало только все запомнить и ничего не пропустить. Я готовилась к встрече как к вступительному экзамену. От результатов зависела жизнь Лары, не больше и не меньше.
Я понимала Лару. Она была совершенно лишена расчета. Жила на инстинктах, как кошка. Не умела врать, притворяться, смотреть на три шага вперед. При этом не могла жить одна, как птенец, выпавший из гнезда.
Необходимо было поднять птенца и положить обратно в гнездо, в тепло и любовь.
Мастерская художника оказалась огромной, как ангар, сюда можно было загнать самолет.
Половина помещения была заставлена картинами: холсты без рам.
Сам Борис Харламов выглядел совершенно иначе, чем в Коктебеле. В Коктебеле он смотрелся, как третий лишний, вызывал сочувствие и легкое презрение. А на своей территории он был уместен и почти красив. Толстый свитер ручной вязки. Длинные промытые волосы, крупные, немножко бараньи глаза. Но главное – картины.