Я удивилась. Что-то я не заметила в Коктебеле его интереса. Мне казалось, он вообще ничего не замечает, кроме своей трагедии.
– Ну так как насчет выставки? Может быть, в среду?
А что я скажу Ларе? Она послала меня налаживать свою жизнь, а я пришла и подсунула себя. Это как-то подло.
Ко всему прочему, я была замужем. Моя любовь с мужем износилась до дыр, пора было ее выбросить. Но любовь моей дочки с отцом была такая яростная, такая на века, что растащить их было нереально и преступно. Я не могла быть счастливой на слезах своего ребенка. Лучше ничего.
Я до сих пор не знаю, правильна ли моя позиция: лучше ничего. В конце концов, меня ведь тоже родила мама для счастья. У меня ведь тоже одна жизнь и одна молодость.
Плюс к тому доверие Лары. Она позвонит мне сегодня, спросит: «Ну как?» – а я отвечу: «Мы с твоим мужем в среду идем на выставку концептуалистов». Представляю себе, что она почувствует: любовник бросил, муж бросил, подруга предала… Что после этого? Только ложка яду.
– Я не пойду, – ответила я Борису.
– Почему? Вам не интересно?
– Какая разница? Не пойду, и все.
– Да, действительно. Разницы никакой, – согласился Борис.
Он протянул мне маленькую картину величиной с тетрадь.
– На память, – объяснил он.
На картине был изображен баран с большими удивленными глазами. Морда барана каким-то образом совпадала с лицом Бориса. Они были похожи, как братья. Те же глаза. Выражение.
Я поняла, что это автопортрет.
Когда я вернулась домой, мне навстречу выплеснулся телефонный звонок. Я догадалась, что это Лара.
И это была Лара.
– Ну? – мрачно спросила она. – Была?
– Была.
– Говорили?
– Нет. Он отказался.
– Совсем?
– Совсем.
– Да… Он упертый. Если что решил, его танком не свернешь.
Мы помолчали. Что тут скажешь?
– Что делать? – спросила Лара.
– Жить.
– Как?
– Утром встанешь, прими душ. Потом свари кофе.
– Это, по-твоему, жизнь?
– Да. Это будет другая жизнь. Без Бориса. Но это жизнь.
– Я не смогу.
– Сможешь. Не ты первая, не ты последняя.
Лара молчала. Примеривала на себя новую одинокую жизнь, как одиночную камеру.
Прошло три года.
Я узнала, что Лара заболела. Видимо, в ней что-то хрустнуло.
Врачи настаивали на немедленной операции, но Лара не доверяла врачам. Она предпочитала нетрадиционную медицину. Полетела на самолете в Бурятию, там жил знаменитый травник. Он дал ей мешок сухой травы, велел заваривать и пить. Лара вернулась в Москву с мешком. Она пила целебную траву каждый день, до тошноты. Была ли какая-то польза, неясно, но основная болезнь развивалась стремительно и в какой-то момент стала необратимой. Впереди стояла смерть и ласково смотрела на Лару, как хозяйка, встречающая нового гостя.