— Он меня не приглашал, — надменно заявила Меламори. — Я сама решаю, сниться ему или нет.
— Она очень крутая сновидица, — вставил я. — По крайней мере, так утверждают арварохские буривухи.
— Арварохские буривухи? — изумился Иллайуни. — С каких это пор они стали интересоваться людьми?
— С тех пор, как познакомились со мной, — сказала Меламори.
Некоторое время Иллайуни внимательно её разглядывал. Наконец кивнул:
— Да, их можно понять. Ты и правда потрясающая.
— Ты тоже, — согласилась она. — Макс никогда мне про тебя не рассказывал. Интересно, почему?
— Просто не успел, — объяснил я. — Мы с ним только вчера познакомились.
— Как ни странно, да, — подтвердил Иллайуни. — Хотя по моим, ощущениям, ты изводишь меня уже не первую тысячу лет.
— У всех на второй день появляется такое ощущение, — утешила его Меламори. — Но ничего, потом привыкают. Ты тоже привыкнешь.
— Давай ты сейчас проснёшься, — попросил её я. — Это не тот сон, который мне хотелось бы с тобой разделить. У нас большие про…
— Когда захочу, тогда и проснусь, — отрезала Меламори.
Это явно было только начало большой пламенной речи, но тут она увидела пернатую кошку и забыла обо всём на свете.
— Кто тут такой хороший? — дрожащим от умиления голосом спросила Меламори. — Кто такой славный? Это кто у нас такой ушастенький? Ты ж моя красота!
Миг спустя она уже сжимала в объятиях, гладила, тискала и чесала ручную смерть Иллайуни, забыв обо всём на свете, начиная с меня. Жертва, к счастью, не возражала. И, кстати, со способностью прикасаться друг к другу в сновидениях у обеих не было никаких проблем.
— Одно слово, безумные угуландские колдуны, — вздохнул Иллайуни. — Связался на свою голову.
Впрочем, вскоре он уже показывал Меламори ледяной цветок и вдохновенно читал ей лекцию о природе и поведении смерти. Она слушала его так внимательно, как никогда никого не слушала наяву. Даже на себя снова стала похожа — может ведь, если хочет. Ну или когда забывает, что это якобы ужасно трудно.
А я смотрел на них и обречённо думал: «Что я действительно умею, так это превращать любое серьёзное дело в балаган».
— Что ты действительно умеешь, так это превращать любое серьёзное дело в балаган, — вслух сказал Шурф. И, помолчав, добавил: — Сейчас я как никогда ясно понимаю, что это твоя самая сильная сторона. Будешь смеяться, но я начинаю верить, что ты и на этот раз повернёшь всё по-своему. По крайней мере, я уже не могу проснуться рядом с тобой в старой усадьбе. И, что особенно удивительно, совершенно на тебя за это не сержусь. Хотя, по идее, должен бы. Но это твоё сновидение. И теперь тебе снится, что я неожиданно стал твоим союзником в этой безумной затее. Ладно, как скажешь, твоя взяла. Но учти: проснёмся — голову оторву.