Всех, мнилось, восхитила речь Царя, Однако же не всех. Вокруг священной Горы, как всякий праздник, этот день Мы в песнопеньях, в плясках провели Таинственных, что сходственны весьма С причудливым движением планет, С вращеньем сферы неподвижных звезд; Сплетаются светила и петлят Тем правильней, чем выглядит бессвязней Их мнимо беспорядочный пробег, И гармоничный этот хоровод Божественный сопровожден такой Волшебной музыкой, что сам Господь С восторгом ей внимает. Наступил Вечерний час (хоть нет прямой нужды, Но для разнообразья вечера И утра - чередуются у нас), И после пляски подошла пора Сладчайшей трапезы. Везде столы Возникли, там, где строем круговым Стояли сонмы; ангельская снедь Явилась вмиг; рубиновый нектар Плескался в тяжких чашах золотых, Алмазных и жемчужных,- дивный сок Бесценных гроздий эмпирейских лоз. В венцах цветочных, лежа на цветах, Бессмертьем радостно упоены, Вкушали Духи яства и питье В согласье чудном. Не грозила им Опасность пресыщенья, ибо там От крайностей - избыток бережет; Так услаждались Жители Небес Пред расточавшим щедрые дары Владыкой всеблагим, что разделял Их счастье. Вот уже слетела ночь Амврозийная с облачных высот Горы Господней, где родятся тень И свет, и небосвод сменил свой лик Лучистый на приятный полумрак. (Ведь ночи в том краю покровом тьмы Не облекаются.) На всех роса Ниспала розовая, наклонив Ко сну. Лишь недреманное вовек Не спит Господне Око. На бескрайной Равнине, превзошедшей шар земной И вширь и вдаль, когда б развернут был Он в плоскость (неоглядно велики Владенья Божьи!), Ангельская рать Свой стан разбила подле рек живых, В тени Деревьев жизни. В краткий миг Восстали неиссчетные шатры И скинии, где, свежим ветерком Овеянные, безмятежный сон Вкушали Ангелы, помимо тех, Кто вкруг Престола Бога, в свой черед, Повинны были гимны возглашать Хвалебные, до самого утра. Не спал и Сатана. Отныне так Врага зови; на Небе не слыхать Его былого имени теперь. Один из первых, первый, может быть, Архангел - по могуществу и славе, Всевышним взысканный превыше всех, Он завистью внезапной воспылал, Затем, что Сына Бог-Отец почтил, Столь возвеличив, и Царем нарек, Помазанным Мессией. Гордый Дух Снести не мог соперничества, счел Себя униженным; досада в нем И злоба угнездились глубоко; Когда полночный, сумеречный час Ко сну призвал умильно, к тишине, Свои полки он увести решил, С презрением покинуть вышний Трон, Которому в покорстве присягал, И разбудив того, кто был вторым По рангу, прошептал ему тайком:
"- Спишь, дорогой собрат? Как сон возмог Сомкнуть глаза тебе? Ужели ты Забыл веление, что изошло Вчера из уст Всемощного? Привык Ты помыслы делить со мной; равно Тебе я открывался. Были мы Едины, бодрствуя; неужто нас Твой сон разрознит? Новый возглашен Завет Монарший; повод он дает Подвластным для соображений новых. Возможные последствия должны Мы обсудить; но этот разговор Опасен здесь. Немедля собери Всех полководцев наших, передав, Что отдан нам приказ: покуда ночь Еще свою не удалила тень, Да поспешат с войсками, чьи знамена Под властью развеваются моей, Домой, на Север, в наш исконный край, Чтоб лучше подготовить мы могли Прием, достойный нового Царя, Великого Мессии; заодно Его указы новые узнать. Он иерархии намерен все В ближайший срок с триумфом обозреть, Свои законы возглашая нам".