Во взгляде, которым ее окинул комиссар, был весь Мегрэ. Спокойствие! Равнодушие! Словно он услышал жужжание мухи! Словно перед ним было нечто неодушевленное.
Американка не привыкла к таким взглядам. Она закусила губу, побагровела под слоем пудры и нетерпеливо топнула ногой.
Он продолжал на нее смотреть.
Тогда, доведенная до крайности или, возможно, просто не зная, что еще предпринять в такой ситуации, она устроила истерику.
Было уже около полуночи, когда Мегрэ приехал на набережную Орфевр. Непогода совсем разбушевалась. Деревья на набережной склонялись под порывами ветра, а вокруг плавучей прачечной плескались волны.
Помещения криминальной полиции были почти пусты. Жан тем не менее восседал на своем месте, в приемной, возвышающейся над коридорами с вереницей пустых кабинетов.
В караульном помещении кто-то громко разговаривал. Из-под некоторых дверей пробивались полоски света: комиссары и инспекторы занимались следственной работой. Во дворе громко заводился двигатель одной из машин префектуры.
– Торранс вернулся? – спросил Мегрэ.
– Буквально перед вами.
– Что с моей печкой?
– Мне пришлось приоткрыть окно, так у вас было жарко. Даже стены стали влажными!
– Закажи мне пива и сэндвичей. Только чтобы хлеб был с корочкой, ладно?
Он толкнул одну из дверей, позвал:
– Торранс!
И бригадир Торранс проследовал за ним в его кабинет. Прежде чем покинуть Северный вокзал, Мегрэ позвонил ему и велел продолжать расследование в этом направлении.
Комиссару было сорок пять лет. Торрансу – всего тридцать. Но в нем уже присутствовало нечто внушительное, благодаря чему он напоминал слегка уменьшенную копию Мегрэ.
Они провели вместе уже не одно расследование и привыкли не произносить лишних слов.
Комиссар снял пальто, пиджак, ослабил галстук. Повернувшись спиной к огню, он некоторое время молча грелся, а затем спросил:
– Ну что?
– В прокуратуре срочное совещание. Криминалисты сделали снимки, но отпечатков пальцев обнаружить не удалось. Кроме отпечатков убитого, разумеется! Они не соответствуют ни одной дактилокарте[18].
– Насколько мне известно, полиция не располагает дактилокартой Латыша?
– Нет, имеется только его словесный портрет. Ни отпечатков, ни антропометрических данных.
– Значит, нет доказательств, что убитый – не Петерс Латыш.
– Но нет доказательств, что это он!
Мегрэ взял свою трубку и кисет, в котором ничего не осталось, кроме коричневой пыли. Машинальным жестом Торранс протянул ему начатую пачку простого табака.
Воцарилась тишина. Слышалось лишь потрескивание разгорающегося табака в трубке. Затем за дверью раздались шаги и позвякивание стаканов. Торранс открыл дверь.