Комиссар подошел к окну, распахнул его, окинул взглядом пустые Елисейские Поля. Он постоял так немного, ловя свежее дыхание ветра, затем подошел к Торрансу и сорвал с него повязку.
Это была камчатая салфетка с монограммой «Маджестика». От нее еще исходил слабый запах хлороформа. Мегрэ стоял с совершенно пустой головой, и лишь несколько смутных мыслей с болезненным звуком натыкались друг на друга в этой пустоте.
Он снова, как совсем недавно в коридоре, прислонился плечом к стене, и черты его лица заострились. Казалось, он вдруг постарел на несколько лет и совсем упал духом. Возможно, именно в этот момент он был готов разрыдаться? Но он был слишком сильным, слишком крупным, сделанным из слишком твердого материала.
Диван стоял поперек комнаты, упираясь в неубранный стол, где в тарелке среди куриных костей лежали окурки.
Комиссар протянул руку к телефону. Однако, не коснувшись трубки, гневно щелкнул пальцами, вернулся к трупу и внимательно посмотрел на него.
С усмешкой, полной горечи, он подумал о предстоящих процедурах, соблюдении формальностей, прокуратуре, необходимых предосторожностях.
Но разве все это имело значение? Ведь речь шла о Торрансе! Это ведь все равно, что он сам!
Торранс, который был своим, который…
Он расстегнул жилет бригадира; под его внешним спокойствием скрывалась такая лихорадочность, что он оторвал две пуговицы. И тогда он увидел то, от чего лицо его посерело.
На рубашке полицейского прямо на уровне сердца виднелась маленькая бурая точка.
Размером меньше горошины! Одна капля крови выступила и застыла в сгустке величиной с булавочную головку.
Лицо Мегрэ с потухшим взглядом исказило выражение такого негодования, которое было невозможно выразить словами.
Это было омерзительно, и в то же время преступник продемонстрировал высокую степень мастерства. Мегрэ не нужно было искать дальше! Теперь он знал, как убили Торранса, поскольку читал об этом методе несколько месяцев назад в одном немецком криминалистическом журнале.
Салфетка, пропитанная хлороформом, за двадцать-тридцать секунд делает жертву беспомощной. Затем убийца неспешно вводит длинную иглу между двумя ребрами, протыкая сердце и лишая человека жизни без шума и крови.
Точно такое преступление было совершено в Гамбурге полгода назад.
Пуля может не достигнуть цели или просто ранить, Мегрэ был тому доказательством. Она создает шум, приводит к кровопролитию.
Игла, которую вводят в сердце неподвижного человека, убивает с математической точностью, без возможных погрешностей.
Комиссар вспомнил об одной детали. В тот вечер, когда управляющий сообщил об отъезде Мортимеров в театр, он обгладывал куриную ножку, сидя на радиаторе, и ему было так хорошо, что он чуть было не отправил в театр Торранса, чтобы самому остаться в отеле.