Почти весь следующий день отходил я от тягот и переживаний предыдущего: я решил дать себе отдых и никуда не ездить, тем более что договориться с кем-то ещё у меня просто не было времени и возможности: бывшего друга Р. я всё никак не мог застать, а с последней женой – чей номер телефона у меня хранился несколько лет – слишком неудобно казалось договариваться после десяти часов вечера. Я сделал это на следующее утро, когда неожиданно даже для себя дозвонился ей домой: она подошла сама после двух или трёх гудков, и хотя я и почувствовал некоторое сопротивление, мне удалось уговорить её принять меня на следующий день после обеда. Как раз приближалась суббота, и я надеялся, что не очень сильно отвлеку вдову и главную хранительницу памяти от личных дел: насколько мне было известно, она не выходила больше замуж и одна воспитывала детей. Я слышал, что у Р. было двое – мальчик и девочка, но не имел совершенно никакой информации: сколько им лет и кем они стали. Это безусловно имело значение для будущей книги, где нельзя было обойтись без всякого упоминания оставшихся родных и наследников, несущих в себе гены великого отца. Возможно, кто-то из них стал даже продолжателем дела Р., для чего, безусловно, существовали самые благоприятные условия: сына или дочь великого актёра не могли не принять в любой самый престижный и труднопроходимый институт, и наверняка любой или почти любой театр взял бы продолжателя к себе в труппу. Это требовало проверки, а пока я занялся информацией, приобретённой вчера во время визита в театральный институт. Как ни печально выглядело дело, но об Р. в том самом месте – гордостью которого он фактически стал – почти окончательно забыли: им там просто не интересовались, во всяком случае с тех пор, как к власти пришло новое руководство. Насколько я заметил, искусство больше не являлось для них приоритетом, и они занимались чем-то грязным и не вполне разрешённым: подпольная возня вместе с рассказом старого преподавателя производили страшное впечатление, которое явно усиливалось невозможностью чем-то помочь: ведь если всё это было правдой, то покровители руководства обладали полным превосходством, и пострадать при таком раскладе мог только незадачливый разоблачитель. Я даже не решился позвонить кому-нибудь из знакомых: услуга могла оказаться медвежьей, и я ещё оказался бы и виноват в том, что хотел вступиться и помочь правде, и так получающей слишком много в последние времена.
Единственным положительным итогом стало подтверждение слухов о поведении Р. и его отношениях с женщинами. Здесь картина прояснялась и показывала в истинном свете его особенности и недостатки. Полностью подтверждалась его репутация донжуана и шутника, любящего беззлобно поиздеваться над тупым нечутким обывателем, ничего не понимающим до определённого момента: такое встречалось и раньше, ещё в школе он доводил некоторых учителей до слёз, за что неизменно страдал и получал выговоры и нахлобучки, но уже совсем явно данное качество стало проявляться у Р. в пору расцвета: играя в спектакле, он мог незаметно сымпровизировать, издеваясь над ничего не понимающей публикой, и только режиссёр хватался за сердце, но тихо и почти незаметно великий актёр выплывал из той ситуации, куда сам только что себя загнал. Никакие запреты и внушения не годились и не могли воздействовать на его характер: даже режиссёр, с которым Р. почти всю жизнь работал вместе в театре, оказывался беспомощен и почти не пытался оказывать влияние. К счастью, вышестоящие и курирующие органы слабо разбирались в искусстве, и потому претензий с их стороны практически не возникало, тем более что большая часть их внимания сосредотачивалась на официально зарегистрированных и заверенных экземплярах тех опусов, которые находили доброе внимание и поддержку у режиссёра и потому принимались к постановке: трудно было доказать, что целью импровизаций являлась попытка ухода из-под бдящего ока, а не обычная ошибка или неточность, тем более что магнитофонные записи в данном случае не рассматривались в качестве решающего доказательства.