Пастор Лоран положил на мою руку свою ладонь. Она была темной от въевшейся грязи, под обломанными ногтями – чернота, но я не отстранилась. Я ожидала каких-нибудь банальных слов или нравоучений, но он молчал, продолжая бережно держать мою ладошку. Лучи солнца скользили по полу, мухи монотонно жужжали у нас над головами, а мы все сидели.
Наконец он отпустил мою руку и сказал:
– Вас могут хватиться. Вам пора идти.
– Вы правы, мне пора.
Я глубоко вздохнула, чувствуя себя если не лучше, то по крайней мере спокойнее. Затем пошарила в кармане платья. Там у меня был кошелек. Боясь обидеть его, я некоторое время медлила. В конце концов, в его глазах я была еретичкой, если не ведьмой.
– Разрешите мне предложить вам немного денег, – осторожно произнесла я.
Он подумал минуту, улыбнулся, светло-карие глаза засияли.
– При одном условии, мадам. Если вы разрешите мне молиться за вас.
– Договорились, – сказала я и протянула ему кошелек.
Глава 27
Аудиенция у Его величества
После короткого пребывания в Фонтенбло я почувствовала, что силы постепенно возвращаются ко мне, но разум по-прежнему находился в дремотном состоянии, не желая ни предаваться воспоминаниям, ни думать о настоящем. Здесь меня почти никто не навещал. Загородный дом был убежищем, где сумасшедшая парижская жизнь казалась одним из тех кошмаров, которые преследовали меня по ночам. Поэтому я очень удивилась, когда горничная сообщила, что внизу меня ждет гость. Но вдруг мне пришла в голову мысль, что это может быть Джейми, и я почувствовала сильное головокружение. Я принялась разубеждать себя. Ведь Джейми должен был находиться в Испании. Он вернется не раньше августа. А вдруг?.. Я отгоняла от себя эти мысли, но руки дрожали, когда я затягивала тесемки на платье, чтобы спуститься вниз.
К моему величайшему изумлению, посетителем оказался Магнус, дворецкий из парижского дома Джареда.
– Простите, мадам, – низко кланяясь, сказал он. – Простите, что я осмелился вас побеспокоить, но я не мог, я подумал… дело может оказаться срочным, а хозяин в отъезде…
Степенный и представительный в привычной обстановке, этот пожилой человек выглядел сейчас смущенным и растерянным. Потребовалось некоторое время, чтобы хоть немного разговорить его, и наконец мне было вручено письмо.
– Почерк месье Мурты, – сказал Магнус.
В тоне его ощущалась антипатия.
Я поняла, что этим и объясняется его нерешительность. Наши парижские слуги относились к Мурте, так сказать, с почтительной неприязнью, которая подогревалась слухами о событиях на улице Фобур-Сент-Оноре.
– Письмо пришло в Париж две недели назад, – объяснил Магнус.