– Эээ… мистер Томпкинс, а можно узнать год, когда вы родились?
Он заморгал, но был слишком пьян, чтобы хорохориться, и просто ответил:
– В лето Господне тысяча семьсот тринадцатое.
– А-а, понятно. Спасибо.
Я думала, что он упадет по дороге, но Томпкинс честно доплелся до конца коридора и плюхнулся куда-то вниз. Будучи небольшим знатоком восточного календаря, я в то же время была уверена, что год его рождения был годом Крысы[8], не иначе.
Спустя пару дней борьба с эпидемией приняла рутинный характер, то есть, как и всегда в подобных случаях, отчаяние первых часов битвы сменилось тупым упорством ежедневного боя. Поначалу помощь нужно предоставлять незамедлительно, поскольку от оперативных действий врача зависит, будет ли исход болезни летальным либо пациента можно спасти. Но это справедливо в случае, например, повреждения конечности, когда остановка кровотечения и правильная обработка раны спасают жизни и части тела. Тогда врач должен проявить героизм и неустанно оказывать помощь в любое время суток. При массовых заражениях типа тифа все обстоит несколько иначе.
Бдить денно и нощно, сражаясь с микробами и бактериями без антибиотиков – бесполезное дело. Я рассчитывала только на то, что болезнь отступит сама, а смерть повременит, что организм моряков справится сам и что больные выдюжат и это испытание. В таких условиях нужно было делать то, что следовало, и я поступала именно так.
Против всякой хвори имеются или должны иметься лекарства, как каждый яд имеет противоядие. У меня не было лекарств, и тьма и смерть поглощали меня и моих больных: за девять дней умерло сорок четыре человека.
Все, что у меня имелось, так это бочонок спирта. Каждое утро я должна была заставить себя и тех, кто помогал мне, встать и снова отправиться на битву с невидимым врагом, пока еще не встало солнце и пока нарождающийся день не забрал новые жертвы.
Кое-какие подвижки были, но слишком уж скромные: некто Ховард, бывший канонир, мог быть источником заразы. Как я установила, полтора месяца назад он повредил руку и был переведен на камбуз, где обслуживал кают-компанию.
Судовой хирург также вел журнал, из которого удалось установить, что первым зафиксированным заболеванием была болезнь морского пехотинца из кают-компании, как и последующие четыре случая. После инфекция распространилась по кораблю – ее перенесли те, кто не чувствовал себя заболевшим, но уже находился в инкубационном периоде. Сам Ховард в разговоре со мной признался, что встречал подобную болезнь и на других кораблях, где служил раньше. В то же время он продолжал работать на кухне, и кок ни за что не хотел отпускать его, считая ценным помощником, а «чертову бабу», то есть меня, принимал за полоумную, выдумавшую невесть что такое.