Глядя, как он делит апельсин, я размышляла вслух:
– Когда я поняла, что хочу вернуться, подняла всю литературу и прочла все, что касается жизни в Англии, Шотландии и Франции вашего времени. Вряд ли есть такая вещь, которая меня удивит. Но мы сейчас вообще-то в водах Карибского моря! В голове не умещается: ты со своей морской болезнью плывешь через океан! В неведомые земли… Я довольно мало знаю о жизни Америки восемнадцатого века.
Джейми оторвался от апельсина и посмотрел на меня лукавым глазом, вспоминая лечение мистера Уиллоби.
– Я тоже думал, что многого не умею. Но появлялась необходимость, и я брался за те вещи, о которых раньше и помыслить не мог. Правда, как только мы найдем мальчишку, никогда не буду ходить через море и вообще ногой не ступлю на эти болтанки. Если можно будет вернуться домой, придется ступить, но ради чего другого – ни в жисть. Но коль дома меня не хотят видеть…
Он протянул мне дольку.
– Слушай, твой станок из типографии, где он? В Эдинбурге? Когда повезет и мы будем жить в каком-нибудь большом городе Америки, думаю, его можно будет выписать.
Джейми зашевелился.
– А там можно будет заняться печатанием? В большом городе? Они там есть? Настолько большие, чтобы была потребность в книгопечатании?
– Думаю, что да. Тот же Бостон, Филадельфия. Нью-Йорк вряд ли, но Уильямсбург наверняка. В портовых городах точно нужны печатники, а ведь Америка торгует со Старым Светом.
В гаврских тавернах на стенах висело множество объявлений, оповещавших посетителей о датах погрузки, разгрузки, прибытия и отбытия судов, а также кое-что поинтереснее – список мест, где можно купить колониальные товары и поразвлечься.
– Было бы неплохо. Я не против. А ты?
– Я только за.
– Нет, – нетерпеливо прервал он меня, – я не о том, это я уже понял. Ты хочешь поехать в колонии, чтобы быть там целительницей? Это ведь твое дело, так? Тогда, в Париже, я понял, что ты будешь заниматься этим, где бы ни была. Но как ты представляешь лечение в колониях?
– Очень просто представляю – такое же, как и в любом другом месте. Больные есть везде, а раненые тем более. – Я помолчала, оценивающе посмотрела на него и промолвила: – Джейми Фрэзер, ты странный мужчина.
Он разобрался с апельсином и засмеялся:
– То есть как странный? Что ты хочешь этим сказать?
– Я сравниваю тебя с Фрэнком. Он был не таким. Он, хоть и любил меня, очень многого во мне не понимал. Были какие-то вещи, недоступные его пониманию. Он боялся, наверное. Но ты не такой.
Джейми потянулся за вторым солнечным шариком и принялся очищать его кортиком, пряча улыбку.