За две бутылки водки посадили отца. Отомстила Таисия с помощью обкомовской гниды за отвергнутую любовь. Но не отца наказал суд. Пострадала семья. Мать беспрестанно моталась в Новосибирскую тюрьму с передачами для отца. На последние гроши покупала копчёную колбасу. Другую там не принимали. А отец в тюрьме не страдал. Начальник её оказался бывшим сослуживцем из конвойных войск НКВД. Устроил хлеборезом. Должность среди заключённых привилегированная.
В отсутствие отца я помогал матери нянчить малолетнюю сестрёнку Людку, управляться с домашним хозяйством: раздавал корм скотине, чистил в стайках, таскал воду на коромысле из речки: лошадь Волгу отобрали у нас после суда.
— Генадь, ви есть зольдатен, — рано поутру прибежал ко мне запыхавшийся сосед Андрей Веде. — Отшень прошу сделайт пух–пух мой швайн…
Я удивлённо посмотрел на него.
— Стреляйт мой кабан, — пояснил немец. Я опять ничего не понял и только плечами пожал в недоумении. Андрей изобразил мимикой и жестами:
— Вот так: пух–пух! Ви стреляйт! Мой кабан капут!
— Застрелить вашего кабана? — дошло до меня.
— Я-я! Кароший кабан! Зер гут шпик! Я путу давайт тебе шпик! Битте!
— Да, ладно, дядя Андрей, не надо мне сало, у нас своё есть. Я помогу вам забить свинью просто так, по–соседски. Эка невидаль шмальнуть жаканом по стоячей свинье! Сейчас приду, дядя Андрей!
— Данке шён! — обрадованно поблагодарил Веде и поспешил домой, озабоченный предстоящими хлопотами по разделке туши. Забой жирной, упитанной свиньи в деревенской семье всегда праздник, тем более в такой бедной как Веде. Андрей умчался готовить солому для опаливания щетины, греть воду и заниматься другими столь же приятными ему в этот день делами. Я выдернул из патронташа один пулевой патрон, снял с гвоздя отцову двустволку и последовал за ним. Огромный ушастый боров, с вечера не кормленный, чтобы кишки при разделке были пусты, гулял с визгами во дворе, требуя пищи. Я никак не мог прицелиться в него. Немцы выглядывали из сеней из–за приоткрытой двери.
— Поставьте кабану корыто с едой для приманки! — крикнул я Андрею. Тот вынес тазик с отрубями, и голодная свинья бросилась к нему. Я поймал на мушку голову кабана и нажал спуск. Бахнул выстрел. Пуля отрикошетила от твердолобой свинячьей башки, с воем унеслась в заснеженный огород. Кабан взревел и в бешеной злобе принялся поддевать рылом ветхий забор перепуганного немца, спрятавшегося за дверь. Ещё немного и ошалелый боров повалит изгородь, рванёт напропалую на улицу. Гоняйся потом за ним. И почему я взял один патрон?! Ругая себя за самонадеянность, я опрометью кинулся домой. На этот раз схватил весь патронташ и бегом возвратился к избе Веде. Боров продолжал буянить, размётывая на своём пути корыто с отрубями, поленницу дров, конные сани. Под его мощным рылом трещали жерди забора, и только слепая ярость мешала кабану найти калитку, одним ударом сломать её и убежать. Загнав патроны в оба ствола, я носился за ним вдоль изгороди, пытаясь прицелиться. Наконец, мушка ружья на секунду задержалась на левом ухе рассвирепевшего кабана. Я, не мешкая, спустил курок. Выстрел оказался убойным. Боров упал на передние ноги да так и остался лежать. Из сеней высыпало семейство Веде. С вёдрами, тазами. Андрей хватанул ножом по горлу свиньи, и кровь хлынула в заранее подставленный под неё таз. Ни капли продукта с таким трудом выращенной свиньи не должно пропасть. Праздник заготовки в зиму сала и мяса в семье Веде начался. Возбуждённые радостью близкого сытного обеда, добрые соседи–немцы суетились вокруг туши, кивая мне и неоднократно повторяя: