Но всё надоедает. Наскучило и нам в воде сидеть. И проголодались уже. Вылезли из озера и бегом к вагонам. В мокрых штанах на полки поплюхались. Кое–кого из нерасторопных моряки изловили, в карцер запихнули.
Дальше без приключений ехали. С происшествиями…
Какой–то отморозок бутылку в окно выбросил на полном ходу. Навстречу идущему поезду. Осколки стекла машинисту лицо поранили. Потом привокзальный киоск в темноте проволокой привязали к хвостовому вагону. Поезд пошёл, киоск следом бряк–бряк! Развалился, понятно. Кто, где нашёл ту проволоку и прицепил киоск к автосцепке? Этот вопрос многим из нас задавали какие–то серьёзные дяди в штатском, но так и не нашли на него ответ. Железнодорожные начальники в этом происшествии виноватыми усмотрели новобранцев из эшелона. А может, то — дело рук местной шпаны? Да нам–то? Как узнали об этом, ржали как кони. Даже очень хотелось, чтоб тот киоск непременно нашенскими был зацеплен.
Ну, и конечно, водка. С этой злодейкой с наклейкой по приказу Лихого велась усиленная борьба. В первые дни были уничтожены запасы, запрятанные в резиновых грелках, в банках под видом компотов и соков, в чайниках вместо воды. Уничтожить помогли бравые старшины, переходящие из одного купе в другое. До последнего, своего, они обычно не доходили. Мы уносили их и укладывали храпеть богатырским сном. Когда уничтожать стало нечего, а разъярённые отсутствием водки борцы с этой гадостью горели желанием продолжить с ней непримиримую борьбу, по кругу пошла бескозырка усатого старшины второй статьи.
В Хабаровске очередь бежать к колонке за водой выпала мне. Я запихнул смятые рубли и трёшки в карман оборванных штанов. Накинул на голое тело рубаху без рукавов и босиком, с чайником, понёсся… в ближайший магазин. Наверно, хорошенький был у меня видок, если покупатели зашептались, показывая на меня и отодвигаясь подальше, чтобы я кошелёк не спёр у них. Продавщица головой покачала, раздумывая, взять деньги от меня или позвонить куда следует. Сощурилась презрительно:
— Денежки, небось, ворованные? Щас милицию позову…
— Не надо милицию, мамаша. Из эшелона я, на службу еду флотскую… Родину защищать. Мне водки… На все!
— Ладно уж, бери свою водку и проваливай, защитничек…
Здесь же, в магазине, я выставил на подоконник четыре бутылки «сучка» — самой дешёвой в те годы водки. Два рубля двенадцать копеек за бутылку. Откупорил залитые сургучом головки и сбулькал содержимое в чайник. Бегом к вагону и… оба–на! На нижней подножке сам начальник эшелона стоит. В чёрных наглаженных брюках, в кремовой офицерской сорочке. На чубатой голове чёрная, с белыми кантами и «крабом» пилотка набекрень. На ремешках кобура с пистолетом болтается. Лихой сигарету покуривает, на мой чайник глаз косит. Вот пепелок стряхнул, в чайник с высоты заглянул.