Лёвка, правда, не рассказал Виолетте, что когда они только уселись в автобус, Саша, предлагая подкрепиться купленным ещё в дьюти–фри джином, спросил:
— Твоя матушка не будет против, если ты выпьешь?
Лёвка обернулся — слава богу, Виолетта была достаточно далеко — на безупречном английском выясняла график маршрута у водителя–араба, тот темпераментно отвечал на ломаном русском.
— Это моя подруга, — улыбнулся Лёвка Саше и тот остолбенел, утратив на миг обычную свою невозмутимость.
Подъём на Синай был умеренно суровым. Для Лёвки, конечно. А вот Виолетта дошла с трудом — на последнем, крутом вираже она останавливалась и садилась на камни чуть ли не каждые пять минут. Сашу с Олей они нагнали лишь на самой вершине, прямо перед самым восходом.
На вершине суетились японцы, расставляя на всех углах смотровой площадки роскошную аппаратуру. Виолетта немного оживилась — как телевизионщик, она была неравнодушна к любой хорошей оптике. У них–то с собой была лишь простенькая камера и классный «Никон» — подарок «малышу» на Новый год.
— Ой, Сашка, смотри, смотри, и правда — крест! — Оля схватила мужа за рукав, показывая на край горы.
Там, стремительно разгораясь, появилось солнце. Сначала маленькая оранжевая точка, затем шарик, потом — шар… От точки (шарика–шара) в форме креста тянулись в тёмное небо лучи. Сначала бледные, они постепенно становились всё ярче и ярче, словно кто–то невидимый подкручивал рычажок, добавляя света…
Лёвка щёлкал без перерыва. Аппарат у него — зверь. Конечно, не как у этих солнцепоклонников, японцев, камеры, но снимки должны, просто обязаны получиться!
— Лёв, — если у нас не выйдет, вышлешь потом карточки? — взмолилась Оля, приплясывая от холода.
Здесь, в горах, особенно на вершине, была настоящая зима, и даже не верилось, что совсем недалеко, в каких–то полутора часах езды существует тёплое море с раскалённым песчаным пляжем.
— Обязательно, — пообещал Лёвка и обернулся к Виолетте, которая уже отсняла всю кассету. — Сестрица Ви, встань на фоне солнца, у меня ещё несколько кадров есть.
Виолетта, напустив на лицо загадочности, встала на указанное место. В этом освещении она была восхитительно хороша: задумчивое нежное лицо, стройная, как у девушки фигурка, которую не могли скрыть ни дутая куртка, ни свободного покроя джинсы. Девушка и солнце — да и только.
Спускаться было легче, хотя бессонная ночь оказалась испытанием не только для Виолетты, но и для двужильного Лёвки. Поэтому красоты монастыря они осматривали несколько вяло. Лёвка лишь слегка оживился при виде Неопалимой купины: