Роковые яйца (Булгаков) - страница 57

Отвалив спинку винтящегося кресла, Персиков в изнеможении курил и сквозь полосы дыма смотрел мертвыми от усталости, но довольными глазами в приоткрытую дверь камеры, где, чуть подогревая и без того душный и нечистый воздух в кабинете, тихо лежал красный сноп луча.
There was a knock at the door.В дверь постучали.
"What is it?" Persikov asked.- Ну? - спросил Персиков.
The door creaked lightly, and in came Pankrat.Дверь мягко скрипнула, и вошел Панкрат.
He stood to attention, pallid with fear before the divinity, and announced:Он сложил руки по швам и, бледнея от страха перед божеством, сказал так:
"Feight's come for you, Professor."-Там до вас, господин профессор, Рокк пришел.
The ghost of a smile flickered on the scientist's face.Подобие улыбки показалось на щеках ученого.
He narrowed his eyes and said:Он сузил глазки и молвил:
"That's interesting.- Это интересно.
Only I'm busy."Только я занят.
' "E says 'e's got an official warrant from the Kremlin."- Они говорят, что с казенной бумагой с Кремля.
"Fate with a warrant?- Рок с бумагой?
That's a rare combination," Persikov remarked. "Oh, well, send him in then!"Редкое сочетание, - вымолвил Персиков и добавил, - ну-ка, давай его сюда!
"Yessir," Pankrat replied, slithering through the door like a grass-snake.- Слушаю-с, - ответил Панкрат и как уж исчез за дверью.
A minute later it opened again, and a man appeared on the threshold.Через минуту она скрипнула опять, и появился на пороге человек.
Persikov creaked his chair and stared at the newcomer over the top of his spectacles and over his shoulder.Персиков скрипнул на винте и уставился в пришедшего поверх очков через плечо.
Persikov was very isolated from real life. He was not interested in it. But even Persikov could not fail to notice the main thing about the man who had just come in.Персиков был слишком далек от жизни, он ею не интересовался, но тут даже Персикову бросилась в глаза основная и главная черта вошедшего человека.
He was dreadfully old-fashioned.Он был страшно старомоден.
In 1919 this man would have looked perfectly at home in the streets of the capital. He would have looked tolerable in 1924, at the beginning. But in 1928 he looked positively strange.В 1919 году этот человек был бы совершенно уместен на улицах столицы, он был бы терпим в 1924 году, в начале его, но в 1928 году он был странен.
At a time when even the most backward part of the proletariat, bakers, were wearing jackets and when military tunics were a rarity, having been finally discarded at the end of 1924, the newcomer was dressed in a double-breasted leather jacket, green trousers, foot bindings and army boots, with a big old-fashioned Mauser in the cracked yellow holster at his side.