Камилла несказанно удивилась.
В гостиничном номере — просторном, с белыми кожаными диванами, эксклюзивными стеклянными светильниками и картинами на романтичные темы — если чем и занимались, то явно не сексом. Сам Павел Петрович, как обычно, застегнутый на все пуговицы, с всклокоченными остатками шевелюры, сидел на диване. В кресле у камина сидела смущенная и нервничающая Шура с Чаплиной — Сигизмундой на коленях. Во втором кресле сидел какой–то потертый, покусанный молью нервно щурящийся тип в костюме образца комсомольской молодости. На втором диване расположился доктор Миллер.
А на низком стеклянном кофейном столике между диванами и креслами возлежала большая корзина с фиолетовой перинкой, вокруг которой бегали и играли пять монстрообразных щенков.
— Продолжайте, доктор. Извините, что мы прервали вас, — извиняющимся тоном попросил Столяров.
Облаченный в белый халат Миллер склонил седую голову над потомством Чаплины.
Гибриды болонки с неизвестным самцом росли не по дням, а по часам. Особенно та, белая, которая и при рождении была больше остальных собратьев. Рыжая сучка «обрадовала» бульдожьим прикусом, который один раз продемонстрировала на бывшей подруге Натальи Андреевны, которая зашла погостить, перемыть косточки зятьям. (Бывшей подруга стала после того, как шлепнула Чаплину, пытавшуюся защитить свою дочь. Наталья Андреевна мигом открестилась от старой знакомой и не пожелала с ней общаться впредь на веки вечные — когда сообразила, что Павел Петрович может узнать, по чьему наущению Чаплину грубо отпихнули под диван, и как легко в наше время оказаться для кого–то бывшей тещей). Черный щен рос подтянутым, спортивным; постепенно, за четыре месяца, он приучил Шуру на прогулках не ходить, а бегать бодрым спринтом. Брови у красавца были рыжие и пушистые, морда наивная, характер пугливый и доверчивый — тут он удался в мать.
Четвертый щенок был пятнистым — то черное пятно, то белое. На лапах и груди шерсть была длинная, гладкая, как у мамы, а на хвосте–колечке и на заду висела неровными прядями. Особой приметой щенка был его голос — жизнерадостный и громкий, он прорезался в месячном возрасте и теперь каждое утро, ровно в четыре тридцать, хозяева и Наталья Андреевна имели счастье наслаждаться музыкальным тявканьем.
Последний щенок и сейчас оставался самым маленьким. Уже не голым — и то хорошо. За четыре месяца он покрылся очень короткой легкой белой шерсткой, так что издали и теперь казался розовым. Маленький уродливый песик умудрился оказать семейству Столяровых услугу: по совету своего косметолога Камилла отнесла сына Чаплины в институт красоты, и теперь щенок служил наглядной рекламой новой методы трансплантации волос. Ему пересадили волосы с кончика хвоста — на редкость пышного — на макушку, и теперь уродец щеголял прической типа панк.