— Мне очень страшно сейчас… очень страшно сейчас. Но я все-таки здесь, на сцене… здесь, перед залом. И я не уйду отсюда, пока не скажу вам.
И — что же он скажет? что же он говорит?
— А ведь мы всегда говорим… всегда с кем-нибудь говорим.
— Но я должен остановиться… я должен стоять, должен выстоять… я должен сказать вам.
И он замедляет, в самом деле, шаги; он делает, быть может, последний, добавочный, неловкий и неуверенный шаг; почти спотыкается; он вновь стоит неподвижно, в мучительном напряженье.
— Сегодня, один-единственный раз, это будет — на сцене и наяву… вот на этой сцене, вот здесь. Сегодня, один-единственный раз, я действительно к вам обращаюсь.
Была глубокая зимняя ночь, одна из тех бесконечно глубоких (всегда: зимних…) ночей, когда — все линии сходятся; я лежал в темноте, прислушиваясь, замерев; я видел, с удивительной ясностью, театр, белые стены; и если где-то там, за черными окнами, был засыпанный снегом, заваленный сугробами город, дома и улицы, переулки и фонари: здесь, во всяком случае, ничего этого не было, быть не могло; здесь была лишь беспощадно освещенная сцена, зал, непроницаемо темный; и вот — один: на сцене, один: перед залом — герой моей пьесы.
Он должен: стоять; должен: выстоять; он не выдерживает напряжения. Он вновь начинает ходить, все быстрей и быстрее — и вновь говорит о том, сбиваясь и путаясь, что — вот, сегодня, один-единственный раз, он действительно обращается к публике.
— Я хочу сказать… я не хочу говорить.
Он повторяется, он бормочет.
— Я сам не знаю, чего я хочу.
И вдруг опять останавливается; и — совершенно ясно, совершенно отчетливо:
— Я хочу сказать, что я не хочу говорить.
— Я хочу сказать, что я не хочу говорить. Я хочу — выйти отсюда.
Он смотрит куда-то вдаль, поверх публики; он сам вслушивается в свои же слова.
— Я хочу выйти отсюда, сойти со сцены, уйти из театра. Вот чего я хочу.
И здесь: молчание, пауза; и (думал я: видел я: в темноте…) и на сцене появляется кто-то еще. Режиссер? — Разумеется.
На сцене появляется режиссер; так же медленно выходит он — на сцену — из-за кулис; он становится перед рампой; обращается к публике; приносит ей свои извинения.
— Все это, говорит он, для меня… и для всех нас… полнейшая, полнейшая неожиданность.
Я зажег свет; я вновь погасил его. Он должен сделать что-то… он идет в глубину сцены; берет стул; возвращается.
Вот как? — Там стоит, значит, стул? — Два стула, быть может.
Он берет один из них; выносит на авансцену; садится; ногу закидывает, наверное, за ногу; руки складывает, например, на груди.