– О, вот дьявол! – Гарик помрачнел и припал спиной к стене. – А я вчера пообещал маме, что теперь смогу поехать с ней в Нижний.
– А может, ты ей объяснишь… может, она тебя отпустит? – Олька посмотрела заискивающе на Гарика.
Тот не ответил сразу, но, когда заговорил, стало понятно, что уговаривать его бесполезно:
– Если я скажу, что не могу с ней поехать, мама мне наверняка ничего не возразит. Но она так вчера обрадовалась, что ей не придется ехать к деду одной. С тех пор, как ушел отец, я почти не вижу, чтобы она хотя бы улыбнулась. У меня язык не повернется произнести. Если б не пообещал – другое дело.
– Ну ты даешь, Гарик, – уставился на него Громила.
– Уважаю, – дал свою оценку Дик.
– Вот что, – подумав, добавил Гарик, – вы когда выезжаете? В среду? Я, пожалуй, попробую, отговорю пару дней.
– Слушайте! А Маму-Олю приглашаем? – вдруг вспомнила Инга.
– Зачем? Что мы, как маленькие дети, обязательно со взрослыми? Можем мы хоть раз пожить сами по себе, без этого детского сада? Или без няньки вы фунциклировать не умеете? – изобразил кислое выражение на лице Вадик.
– Вадик, не в этом дело, – возразила Леночка. – Просто не надо превращаться в хрюнделей. Пока Мама-Оля на нас пашет, мы ее любим. А как она больше не нужна – до свиданья, милая?
К неудовольствию большинства мальчишек, Леночку поддержали остальные девчонки. Но Ольга Николаевна неожиданно отказалась:
– Ребята, спасибо. Но если я с вами поеду – это уже тот же самый запрещенный выезд. На меня и так в школе зуб точат. Так что, если родители вас одних отпускают, считайте, что я ничего не знаю. Я за вас спокойна. Я в вас верю. За ручку всю жизнь вас водить не будут. Отдохните от меня, попробуйте пожить самостоятельно. А я к вам лучше на денек-другой в гости приеду. Примете?
– А как же запрет? – удивилась Оля.
– Да обойдется как-нибудь.
– Ну вот, – прошептал Лошак, – и волки сыты, и овцы целы.
– Глупо шутишь, – дала ему подзатыльник Надя. – Просто Мама-Оля – Человек.
– Она – классный руководитель. Реально классный, – подвел черту Гарик.
Каждый день встречая в классе Монмартика, Маша и теперь отвлекалась на него не больше, чем прежде. В их отношениях школа оставалась как бы свободной зоной, где, по умолчанию, запрещено было какое-либо афиширование. Лишь оборачиваясь, Маша могла поймать на себе внимательный Женькин взгляд. Женька улыбался одними глазами, и Маша была благодарна ему, что здесь не было ни проникновенных на весь класс вздохов, ни сердечных тайн, доверяемых по секрету всем и каждому, ни «нечаянной» утечки информации о несуществующих победах. Практически единственным