Миссис Холмс строго посмотрела на дочь.
– Рэчел, такие вопросы неприлично задавать за столом, – заметила она.
Рэчел кивнула. Она не хотела задать неприличный вопрос. Просто иногда очень трудно понять, что прилично, а что нет.
– Все в порядке, – улыбнулась я. – Змей мы не едим, но я ела много крабов. И лангустов.
– Среди нас южанка, – заметил мистер Холмс, подмигивая своим дочкам.
При этих словах Элис Хант встрепенулась, видимо, тоже претендуя на звание южанки.
Я засмеялась.
– Вряд ли.
Зато его дочери в платьях с оборками и буфами, с большими бантами в волосах были типичными маленькими южанками.
– Ты из самого южного штата. Кто ты, если не южанка? – настаивал мистер Холмс.
– Жители Флориды слеплены не из такого теста, как жители других южных штатов.
– Они не обременены условностями социума и цивилизации? Оторви и выбрось?
Мы были единственными, кто разговаривал. Остальные молчали, и внезапно мне показалось, что я нахожусь на сцене. Я привлекла к себе слишком много внимания. Элис Хант деликатно промокнула уголки рта белой льняной салфеткой.
– Я не могу говорить за всех, кто там живет, – произнесла я, стараясь говорить как можно небрежнее. Но это все равно прозвучало довольно холодно и серьезно. – Но Флорида – это особенное место. Кроме того, остальной Юг нас южанами не считает.
Элис Хант кивнула, и мне подумалось, что это первый и последний раз, когда она со мной согласилась. Мистер Холмс посмотрел на меня долгим взглядом. И тут Рэчел, которая до сих пор не прикоснулась к еде, начала плакать. Она скрестила на груди руки и свирепо уставилась на свою тарелку. Мы смотрели на нее, ничего не понимая, пока мистер Холмс не нарушил молчание.
– О, Рэчел! – прошептал он.
Миссис Холмс встала из-за стола.
– Пойдем, милая.
Когда они ушли, за столом воцарилась тишина.
– У Рэчел была трудная неделя, – произнес мистер Холмс, обращаясь ко всем сразу, но никто ничего на это не сказал. Я кивнула, и он с благодарностью посмотрел на меня. – Она очень ранимая.
Леона подошла ко мне в конце обеда, когда я неторопливо шла к выходу из столовой.
– Теа, – окликнула она меня и взяла под руку. Я удивленно посмотрела на нее. – Сегодня полнолуние.
Мы уже спускались по лестнице, и, подняв голову, я увидела, что луна действительно полная.
Я ожидала, что она добавит что-то еще… вроде «как красиво» или «она напоминает мне о доме»… хоть что-нибудь, что объяснило бы мне, почему она держит меня под руку. В ее словах прозвучало неподдельное и совершенно несвойственное Леоне волнение, от которого ее голос едва не срывался. Леона славилась железной выдержкой. Для Йонахлосси, где постоянно кто-нибудь плакал, хихикал, тряс головой в истерике, от восторга или других эмоций, подобное поведение было большой редкостью.